Отомщенное сердце
Шрифт:
В ее голосе послышалось очень убедительное негромкое рыдание, когда она произнесла последние слова.
Уоррену показалось, хотя это могло быть всего лишь игрой воображения, будто кое-кто из его родственников посмотрел на него так, словно предполагал, что он, Уоррен, знает, как разрешить эту проблему.
Только после завтрака, когда она удалилась, видимо, довольная тем, что привлекла к себе максимум возможного внимания, причем добрая половина из присутствующих мужчин пошли провожать ее до парадного входа,
«Теперь у нее уже нет повода прийти сюда», — сказал он себе, хотя испытывал неприятные предчувствия, что она может предпринять такую попытку.
Поскольку Надя познакомилась со всем семейством накануне, Уоррен не счел необходимым ее участие в церемонии похорон маркиза, которого она не знала.
Участникам церемонии он сообщил, что Надя приглашена на поминальный завтрак, где он доведет до всеобщего сведения дату их свадьбы.
В отсутствие Магнолии Уоррен придал большое значение тому, чтобы сказать всем родственникам на прощание:
— Надеюсь, в следующий раз мы встретимся при более счастливых обстоятельствах.
Они, конечно, поняли, о чем идет речь, и многие непроизвольно отвечали:
— Ты имеешь в виду свою свадьбу, дорогой Уоррен?
— Думаю, сначала надо бы отпраздновать помолвку, — говорил он с улыбкой. — Конечно, это будет не бал, но хотя бы прием в саду или раут в начале августа.
— Мы будем ждать с нетерпением! — непременно восклицал каждый.
Еще бы — ведь любой член семейства всегда воспринимал прием в Баквуде как нечто чрезвычайно приятное.
Глядя сейчас на Надю за чайным столом, он думал: какая же она привлекательная в этом платье!
На первый взгляд оно довольно простое, но сколько в нем изящества, которое только Франция может обеспечить женщине.
Несмотря на то что она до сих пор была еще очень худа, ее щеки покрывал румянец, и хотя глаза по-прежнему казались слишком большими для ее лица, в них светился огонек, казалось, зажженный солнечным светом, отразившимся в них.
— У меня есть фермы, которые нуждаются в инспектировании, — сказал он, — поэтому предлагаю завтра отправиться на прогулку. Ехать вскачь намного быстрее, чем в экипаже; не изволите ли сопровождать меня верхом на лошади?
Ответом ему был восторг, отчетливо написанный на ее лице.
В разговор вмешалась леди Вуд.
— Я знаю, как все обрадуются знакомству с Надей и станут восхищаться ею, но если ты посетишь одну ферму, то тебе непременно придется объехать их все, иначе это породит излишнюю зависть.
— Об этом я уже подумал, — отвечал Уоррен. — Помню, когда в былые дни я заезжал на фермы, люди говорили: «Мы в последнее время совсем не видели вашу матушку! Передайте ей, что у меня для нее приготовлена банка варенья домашнего».
Мать рассмеялась.
— Или банка солений и меда, а то и ломоть недавно прокопченной ветчины. Они всегда были такими щедрыми!
Она протянула руку и коснулась локтя Нади.
— Я знаю, они полюбят вас, моя дорогая. Я сегодня заметила, как вы были любезны с пожилыми членами нашего семейства.
Надя улыбнулась.
— Моя мама всегда говорила: если на приеме кто-то грустит или остался в одиночестве, виной тому плохая хозяйка дома, — Это верно! Тем не менее большинство молодых людей так заняты собой, что у них не остается времени подумать о старых.
Интонация матери недвусмысленно подсказала Уоррену ее одобрительное отношение к Наде, и он поздравил себя с удачей — он нашел действительно прекрасную исполнительницу задуманной им роли.
Он никогда раньше не предполагал, пока мать не сказала ему прямо, что она не любила Магнолию и не считала ее подходящей парой для него.
Тем более для него было удивительно, как быстро она прониклась симпатией к Наде.
Уоррен протянул матери чашку, чтобы она снова наполнила ее, и в этот миг в гостиную вошел лакей с пакетом на серебряном подносе.
— Что это, Джеймс? — спросила леди Вуд.
— Это передали для графини, миледи.
С этими словами он протянул поднос Наде, и она с изумлением взглянула на пакет.
— Для меня? — спросила она.
— Не могу поверить, что кто-то уже прислал подарок к свадьбе, — пошутил Уоррен.
Надя взяла пакет, в котором оказалась коробка.
Посмотрела на нее, думая, что произошла какая-то ошибка, и тут увидела на коробке надпись, очень четко выведенную большими буквами:
ГРАФИНЕ НАДЕ ФЕРРАШ
— Откройте! — сказал Уоррен. — Это, должно быть, подарок, хотя просто удивительно, чтобы кто-нибудь из моих родственников расщедрился так быстро.
— Ну, дорогой, это весьма неучтиво с твоей стороны! — упрекнула его леди Вуд. — Тебя с ранних лет вся семья баловала подарками на Рождество и ко дню рождения, а ты горько сетовал, когда я заставляла тебя писать им письма с изъявлениями благодарности.
— Это правда, — ответил Уоррен, — и еще ты учила меня никогда не смотреть дареному коню в зубы.
Леди Вуд рассмеялась, а Надя к этому времени успела снять верхнюю обертку и обнаружить, что в коробке шоколад.
Шоколад был из кондитерской Гантеров на Беркли-сквер, славящейся своими изделиями;
Уоррен имел обыкновение покупать там сладости для матери.
Однако у нее возникла предрасположенность к диабету, и врач запретил ей есть что-либо, содержащее сахар.
Надя осмотрела сначала коробку, потом бумажную обертку и сказала:
— Здесь не указано, кто прислал ее.
— Полагаю, слуга, который взял ее у входа, должен знать, — заметил Уоррен.