Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз
Шрифт:
— Как много шерсти у тёти Берты, — продолжает девчонка, растрепавшиеся косички которой напоминают этим утром уши спаниеля. — Интересно, а у мужчин внизу столько же волос, сколько у неё? Слушай, ты видел, какие они черные и завитые? Как будто каракуль; у маман был такой воротник на пальто. Она говорила, что этот продукт стоит кучу денег. Как ты думаешь, если их сбрить у тёти Берты и отдать меховщику, получится воротник?
Я не знаю, что ей ответить, ибо для честного суждения нужно предварительно взглянуть на волосяной покров. Но со стороны возвышения из грудей слышится слабый скрипучий голос преподавателя истории.
— Что характеризует современную молодёжь, это её практический
— Тётя Берта в неё уже почти превратилась, — фыркает дерзкая девчонка. — У неё прямо заросли!
Она начинает петь во всё горло старую песенку из студенческого фольклора:
У малышки Амели Три волоска на попе. Обещала мне она отдать их на ковёр. Но волоски слетели, и ковёр накрылся. У малышки Амели нет волосков на попе!— А это вам как? — спрашивает она преподавателя. — Может, они ещё практичнее были, девочки вашего времени, мсье Феликс? Они не воротник, а целый ковёр хотели!
Аргумент заставляет профа задуматься. Как любой человек, попавший в затруднительное положение, он меняет тему разговора.
— Мне не нравится эта песня, — заявляет он с учёным видом.
— Для вас она слишком солёная или слишком пресная? — смеётся малышка.
— Я не об этом, а об её отрицательной стороне, — заявляет Феликс, которому после нескольких хитроумных усилий удалось освободиться от напластования жира.
— Что вы называете отрицательной стороной? — спрашивает Старик, разбуженный этой утренней болтовней.
— Несоответствие тона, — объясняет педагог. — Эта песня-рассказ начинается поэтично. Малышка Амели представляется нам юной, несмотря на её ранний волосяной покров, свежей, как весна, и бесконечно милой. Решиться на удаление своих трёх волосков, тогда как, с учётом её юного возраста, у неё их не так уж много, обнаруживает у этой девушки золотое сердце.
— «Пункт b», — продолжает Феликс, — к поэтичности добавляется феерия. Совершенно очевидно, что для картезианского ума даже вопрос не возникает о том, чтобы изготовить ковер, пусть даже скромных размеров из каких-то трёх волосков. И всё же при всей наивности этого выражения, можно допустить этот постулат. По прочтении трёх стихов напрашивается довольно милое и щекотливое действие. Однако, что происходит? Непонятный и бесцеремонный эллипс. Даже не пытаясь объяснить причину, нам объявляют, что малышка Амели лишилась растительности.
— «Пункт c»! — оглашает наш друг.
— На конце! — прыскает мисс Косичка.
— Перепишете мне урок десять раз, — брюзжит рассеянный Нимбус. — Пункт «с», повторяю, при всём при том, что мы имеем дело с меркантильным реализмом, здесь не принимается во внимание логика, ибо, если все волоски слетели у этой юной Амели, изготовить упомянутый ковёр
49
Сартр, Жан-Поль Шарль Эмар (1905–1980) — французский философ, основоположник экзистенциализма, писатель, эссеист, драматург, педагог. — Прим. пер.
Во время этого выступления Росс проснулся, поднялся и оделся. Он пользуется возникшей паузой, чтобы спросить у Старика:
— Сэр, считаете ли вы неуместным думать, что если нас лишили комфорта, то не настолько, чтобы лишать ещё и завтрака?
— Этого нам не уточнили, Росс, — шепчет Старик. — Не угодно ли вам осведомиться на этот счёт?
Росс кланяется и уходит. Но тут же появляется вновь и подходит к хозяйской кушетке.
— Сэр, — шепчет он. — Берюрье лежит в коридоре, могу ли я перешагнуть через него, или же вы хотите, чтобы я его доставил в дортуар?
— Он мёртв? — верещит Пино, к которому вслед за нами также вернулась ясность ума.
— Наполовину, мистер Пиноут, — отвечает с трудом (потому что по-французски) шофёр. — Я бы сказал, что он мертвецки пьян.
Мы спешим туда.
Толстяк находится в плачевном состоянии. Багровый, с лицом, перепачканным губной помадой, и он не брился на утренней заре; трусы надеты поверх брюк, а рубашка поверх пиджака, что свидетельствует о том, что он разделся ночью, а затем вновь оделся в обратном порядке. От него разит спиртным и крольчатником. Его галстук завязан прямо на его бычьей шее, левая туфля на правой ноге и наоборот, что сообщает его лежащему силуэту какую-то вывихнутость, как у некоторых выброшенных из окна.
— Прелестно, — шепчет Старик. — И этот индивид ещё носит в кармане удостоверение инспектора полиции. Вы мне напомните, чтобы я забрал его у него, когда у него прояснится в мозгах, Сан-Антонио.
— Почему вы хотите у него его забрать, господин директор? — пугается Пинюш.
— Потому что со вчерашнего вечера эта грязная свинья больше не числится в полиции, мой дорогой, — отвечает Старик. — Я много лет закрывал глаза на его отвратительные выходки, на его позорные бесчинства, вот только, как написал Луи Арагон в «Минуте» не далее как неделю назад: «Сколько верёвочке ни виться, а конец высунется!»
Пино покачивается. Он вынужден прислониться к стенке. Его морщинистое лицо становится цвета шпината.
— Господин директор, вы этого не сделаете!
— Не сделаю? — скрипит лысый Лысый.
— Я этого не перенесу, — шепчет Сезар со вздохом.
— Эй, мсье Пино! — кричит Мари-Мари со своей кушетки. — Не делайте нам инфарк миокарда, вы же знаете, что Дир шутит! Если моего дяди не будет, в его фирме сразу упадут доходы.
— Во что я лезу? — ворчит Старик, у которого один глаз, как я думаю, уже смеётся.