Отпуск на двоих
Шрифт:
Помню, как Алекс сказал: «Жаль, что поспать здесь нельзя. Знаешь, просто лечь и вздремнуть».
А затем мы подошли к огромному, полому внутри стволу дерева – вы, наверное, видели те деревья, что трескаются посередине и в итоге формируют что-то вроде деревянной пещеры. Со стороны это было похоже на две гигантские ладони, сложенные чашечкой.
Мы протиснулись внутрь и свернулись на усыпанной иголками сухой земле. Мы не спали, но отдохнули мы неплохо. Как будто, вместо того чтобы восстановить энергию через сон, мы просто насытились витающей в воздухе силой: всеми
– Ну значит, тебе нужно ему позвонить, – сказала Рейчел, ловко выдергивая меня из воспоминаний. – Никогда не понимала, почему ты не можешь с ним просто поговорить. По-моему, это глупо – терять такого важного человека из-за одной ссоры.
Я покачала головой:
– Я ему уже написала. Непохоже, что он хочет восстановить нашу дружбу, и уж точно он не хочет отправиться со мной в незапланированную поездку. – Я снова зашагала следом за Рейчел, поправляя на потном плече ремешок от спортивной сумки. – Слушай, может, ты со мной поедешь? Было бы весело. Мы сто лет никуда вместе не выбирались.
– Ты же знаешь – я нервничаю, когда приходится уезжать из Нью-Йорка.
– И что только сказал бы об этом твой психотерапевт? – поддразнила ее я.
– Она бы сказала: «Дорогая, что есть такого в этом Париже, чего нет на Манхэттене?»
– Ну… Эйфелева башня? – предположила я.
– Она тоже нервничает, когда я уезжаю из Нью-Йорка, – сказала Рейчел. – Нью-Джерси – это максимум, на который растягивается наша с ней незримая пуповина. Пойдем лучше выпьем сока. Эта сырная тарелка сформировала в моей прямой кишке самую настоящую пробку.
В пол-одиннадцатого вечера воскресенья я сидела на кровати с обжигающе-горячим ноутбуком на коленях. К тому времени в браузере было открыто уже с полдюжины различных окон, но мой список стран для отпуска далеко не продвинулся. В данный момент в нем значилось три пункта:
1. Ньюфаундленд
2. Австрия
3. Коста-Рика
Только я успела приступить к составлению заметок про наиболее интересные города и примечательные места каждой из стран, как на столе зажужжал телефон. Все воскресенье мне писала Рейчел, кляня на чем свет стоит молочные продукты, так что ничего особо интересного я не ожидала. Однако когда я взяла в руки телефон, на экране высветилось имя Александра Великого.
Теплое ощущение снова поселилось в моей груди, да так быстро, что голова у меня закружилась.
Прислал он мне какую-то фотографию. Я нажала «открыть», и моему взгляду предстала моя уморительно кошмарная фотография с выпускного, дополненная превосходной цитатой, которую я выбрала для подписи в школьном альбоме: «ПОКА».
«Ну нееееееет, – напечатала я, хохоча во все горло. Ноутбук я тут же отставила в сторону. – Где ты это вообще нашел?»
«В библиотеке Восточного Линфилда, – ответил Алекс. – Я обустраивался в классной комнате и тут вспомнил, что в школах хранят альбомы с выпускного».
«Ты предал мое доверие, – пошутила я. – Ну все, я иду к твоим братьям. Скажу им, чтобы они прислали мне твои
Он тут же мне прислал памятную фотографию Грустного Щеночка, снятую в пятницу: лицо размыто, уличные фонари отбрасывают на одежду яркий оранжевый отблеск.
«Ты злая», – написал он.
«Это что, стоковое фото, которое ты сохранил ради подобных случаев?» – спросила я.
«Нет, – ответил он. – Я сделал фото в пятницу».
«Как-то ты поздно гуляешь по Линфилду, – заметила я. – Что там вообще открыто в такой час? Закусочная?»
«Как выяснилось, если тебе исполнилось 21 год, в Линфилде полно развлечений, – ответил Алекс. – Я был в Бердисе».
Бердис – это бар (и, как утверждается, «и гриль»), оформленный в тематике гольфа. Стоит он напротив моей старшей школы.
«Бердис? – напечатала я. – Фу! Там же только учителя пьют!»
Алекс незамедлительно прислал мне еще одну фотографию Лица Грустного Щеночка, но на этот раз хотя бы свежую: на ней он был в серой футболке, его взъерошенные волосы торчали во все стороны, а за спиной виднелась деревянная спинка кровати.
Значит, он тоже сидит на кровати. И пишет мне. И когда он возился в своем классе, то не просто думал обо мне – он даже потрудился найти старый школьный альбом с моей фотографией.
Я заулыбалась во весь рот. От восторга у меня шумело в голове. Удивительнейшим образом этот разговор ощущался совсем как самое начало нашей дружбы: когда каждая эсэмэска кажется самой смешной на свете, а каждый быстрый созвон превращается в полуторачасовую беседу – пусть мы и встречались всего пару дней назад. Я вдруг вспомнила, как в один из наших первых телефонных разговоров – задолго до того, как я начала считать Алекса своим лучшим другом – я сказала, что я ему перезвоню, потому что мне нужно отойти в туалет. Затем мы снова созвонились, проговорили еще час, и тут уже Алексу понадобилось сделать перерыв по той же причине.
К тому моменту мне уже казалось глупым вешать трубку только для того, чтобы случайно не услышать журчание мочи в унитаз, поэтому я сказала, что он может не вешать трубку, если хочет. Алекс, конечно, предложением не воспользовался – ни тогда, ни после, – но я с тех пор часто писала прямо посреди разговора. С его разрешения, конечно.
А теперь вот я сидела и глупо трогала его фотографию кончиками пальцев – словно каким-то образом я могла почувствовать его прямо через экран, словно сейчас мы окажемся ближе, чем мы были все эти два года. В квартире была я одна, и никто меня не видел, но чувствовала я себя все равно по-идиотски.
«Шучу! – написала я. – Когда я в следующий раз приеду домой, нам нужно будет сходить надраться с миссис Лаутценхайзер».
Даже не подумав, я отправила сообщение, и тут до меня дошло. Рот мгновенно пересох.
Когда я в следующий раз приеду домой.
Мы.
Я, наверное, зашла слишком далеко? Звучало это так, будто мы должны провести время вместе, да?
Алекс на это никак не отреагировал. Просто написал:
«Лаутценхайзер стала трезвенницей. Еще она перешла в буддизм».