Отпуск
Шрифт:
Значится, разбор наших полетов (или пролетов, тут уж у кого как) подходил к концу, когда распахивается дверь класса и входит наш завуч, а за ним девочка в незнакомой синей форме. Вообще-то, у учеников нашей академии форма зеленого цвета, который разрежают этакие блестящие вставочки, причем особенно много их у девочек, так что в солнечный день их одежда просто переливается. У незнакомки же была просто строгая одноцветная форма без всяческих излишков и вывертов: пиджачок поверх белой блузки и прямая юбка до колен. Оказалось, что это новая ученица, переведенная к нам из другой академии. Мои ребятки сразу зашушукались, обсуждая выданную ректором новость и разглядывая новоприбывшую: девочки с легким подозрением, а мальчишки с нескрываемым интересом. Девочка, кстати,
– Алана Угай, – сказал Генрих, вошедший вслед за Гоймерычем, и протянул мне папку с личным делом. – Переведена из университета Ургадра.
Я кивнул и, взяв папку, бросил ее на стол, все равно сейчас прочитать не получится. Дело в том, что с этим у меня некоторые проблемы, и все из-за моего антимагического иммунитета. Не буду вдаваться в подробности, но чтобы прочитать что-либо, мне приходиться размещать текст как минимум в полутора метрах от себя и приглядываться.
Детишки, кстати, при виде новенькой как-то странно зашушукались, а после урока ко мне подошел Грей (он, к слову, сынок самого настоящего Повелителя Тьмы, ужаса и вообще…) и шепнул, что эта девочка суккуб.
– Ну и что? – спросил я, пожимая плечами. – У вашего преподавателя по антимагии жена тоже суккуб.
– Так эта-то совсем молодая, – пробормотал тот, почему-то густо покраснев.
Я вздрогнул. И дело тут не в том, каким тоном это сказал Грей, просто мои знаменитые мурашки, что при каждой опасности собираются в районе копчика, принялись активно шевелиться. Так что после урока я сразу рванул к Гоймерычу, молясь по дороге, чтобы академия опять чего такого не выкинула. Дело в том, что само здание академии у нас как бы живое и обладает своей душой и норовом. В этом много плюсов, ну, во-первых, ибо тут учатся ученики из сотни разных миров, то она переводит все разговоры так, что все друг друга понимают. Во-вторых, приглядывает за тем, чтобы никто из них сильно магией не баловался, в-третьих… да много еще что. Минус один, для меня, по крайней мере, и все опять же из-за этого иммунитета… Дело в том, что я со своей антимагией для этого магического духа точно заноза в одном месте, вот он меня и старается при случае поддеть. То в соседний кабинет приходится полчаса топать, то вдруг перестаю понимать учеников, а один раз вообще выкинуло меня на «изнанку». Ну, «изнанка» – это такой как бы параллельный мир – отражение академии, другая реальность… блин, даже не знаю, как и объяснить. Там сплошные коридоры, причем точно такие же, как в самой академии, даже классы так же обставлены, но тянутся они куда-то в бесконечность. Там можно годами блуждать, а то и вообще сгинуть (говорят, и такое бывало)… Хорошо, в первый раз, когда я туда попал, меня Эльфира спасла. Правда, сейчас у нас с духом академии некое перемирие, особенно после того, как с ним поговорил наш ректор, но нет-нет да подковырнет.
Так вот, в этот день я добрался без приключений и буквально с порога взял нашего завуча за рога, в переносном смысле, конечно. Короче, когда я залетел в его кабинет, он варил какое-то зелье в закопченной кастрюльке и, заметив мой взъерошенный вид, извинился, быстренько переместился куда-то в глубь своего кабинета, вернувшись через минуту с горячим кофейником.
– Ну и что не так с этой девочкой? – спросил я, отхлебывая налитый мне кофе.
– А почему, дорогой мой Ярослав, вы решили, что с ней что-то не так? – спросил Гоймерыч, безуспешно пытаясь пригладить свои стоявшие торчком волосы.
Да, хочу заметить для тех, кто не в курсе, что наш завуч очень похож на Эйнштейна, да, да, того самого, практически копия. А еще он вечно любит ходить в помятой одежде, у меня даже сложилось такое впечатление, что он ее специально мнет самым причудливым образом, в отличие от лабораторных халатов. Те у него всегда беленькие и накрахмалены, как воротнички у рубашек, даже похрустывают при движении.
Гоймерыч меж тем придал своему лицу самое невинное выражение и едва ли мне глазки не строил, всем своим видом показывая, какой он хороший, милый старикан. Не прокатит, уж я его как облупленного знаю, до сих пор стараюсь в его присутствии через раз дышать, а то опять что-нибудь под нос мне сунет, в научных, так сказать, целях… нет уж, спасибо, я и так после одного такого эксперимента бананы страсть как полюбил.
– Гоймерыч… – я пристально посмотрел на завуча. – Я бы, может, и поверил, что все в порядке, но мои ученики зря волноваться не будут, а сегодня их после урока как ветром сдуло.
– Ну… – наш алхимик тяжело вздохнул. – Есть, конечно, одна закавыка, ну, или парочка… Но поверьте, Ярослав Сергеевич, все это не так страшно.
– Надеюсь, – буркнул я, самостоятельно подливая себе еще одну порцию кофе.
Кстати, он у нашего завуча замечательный, не такой, конечно, как у Генриха (это секретарь нашего ректора), но бодрит не хуже, правда, привкус какой-то специфический, однако о составе я не спрашиваю, как-то на душе спокойнее: вкусно – и ладно.
– Так вот, – меж тем продолжил Гоймерыч, доставая из тумбочки вазочку с печеньем. – Все дело в том, что эта девочка суккуб…
– Я это уже знаю, – кивнул я, тщетно стараясь отгрызть кусочек твердой как гранит печенюшки. – Но у Герберта жена тоже суккуб, однако все нормально, прекрасная женщина, просто душа компании.
– Угу, Милана хорошая женщина, – вздохнул наш завуч, а его лицо на короткое мгновение приняло идиотско-мечтательное выражение.
Я аж чуть не подавился все же отгрызенным кусочком печенья, мечтательный Гоймерыч – это что-то с чем-то. Блин, да где он эти печенюшки берет? Я провел языком по зубам, проверяя, все ли целы, и, облегченно вздохнув, поинтересовался:
– Так в чем все же проблема?
– В возрасте, – улыбнулся завуч. – Дело в том, что суккубы – это существа в некотором роде питающиеся эмоциями, причем эмоциями определенного вида…
– Я в курсе, – прервал я алхимика. – Мне Герберт рассказывал, что для них любовь как для нас еда…
– Ну, не совсем верно, – покачал головой Гоймерыч, – однако можно сказать и так. Действительно, суккубы очень любвеобильны и, выбирая человека, влюбляют его в себя, питаясь чувствами партнера, однако надо заметить, что и отдают они немало.
– Да? – Я удивленно посмотрел на завуча.
Интересно. Если честно, то в моем представлении суккубы всегда были демоницами-обольстителями, пользующими свою жертву до изнеможения, после чего выбрасывали ее как уже ненужную вещь и искали следующую. Правда, когда я познакомился с женой Герберта (он, кстати, бывший паладин, а сейчас ведет в академии уроки по антимагии), то мои представления, сформированные нашим кинематографом и парой фэнтезийных книг, сильно, надо сказать, пошатнулись. Милана была чудесной доброй женщиной, а уж как Герберта любила, просто зависть брала. Особо демонического я в ней не заметил, хотя при виде нее у многих мужиков крыша явно ехала, и даже наш котейка впадал в какую-то прострацию, пуская слюнки пузыриками. По моему мнению, это было напрямую связано с какими-то феромонами, выделяемыми девушкой. Почему я так решил? Ну, видите ли, в мое первое с ней знакомство и благодаря вышеупомянутому Герберту я несколько… кхе… кхе… повредился носом и, глядя на нее, ничего такого не чувствовал – женщина как женщина. Хотя до этого повреждения она мне казалась очень и очень обольстительной, даже, пожалуй, слишком, а потом как отрезало.
– Ярослав Сергеевич…
Я вздрогнул и вопросительно посмотрел на завуча.
– Я говорю, что суккубы обладают особым видом магического воздействия. Как бы это сказать попроще-то… – Он на миг задумался. – Ну, в общем, те люди, которых они любят и которые полюбят их, будут очень удачливы.
– В каком смысле?
– В прямом, – усмехнулся Гоймерыч. – Суккубы приносят своим любимым дикую удачу, им будет везти во всем. Многие из тех, кто женился на подобных существах, стали либо богачами, либо довольно известными людьми, вот и Герберт до появления здесь… впрочем, не будем, захочет, сам расскажет.