Отравленные клятвы
Шрифт:
Как только мы вернемся в Чикаго, я никуда не денусь. Вокруг него все время слишком много охраны и, несомненно, вокруг меня тоже будет охрана, чтобы я не сбежала, когда его не будет рядом возможно, даже швейцар в его пентхаусе, и слои телохранителей, через которые нужно пройти, а здесь только он и я.
Комната заперта. Как, черт возьми, я думаю, мне удастся сбежать? Николай не собирается давать мне ни дюйма свободы действий после этого. Я не удивлюсь, если утром он отвезет нас обратно в Чикаго. Наш “медовый месяц” испорчен, и он не захочет рисковать, чтобы я попробовала что-то еще.
Если я собираюсь сбежать, то это должно произойти сегодня вечером.
Я выхожу из душа, медленно формулируя в голове новый план, пока вытираюсь и надеваю чистые джинсы и другой свитер потолще. У меня есть кожаная куртка на флисовой подкладке, и я кладу ее на кровать, пока нахожу пару ботинок, каждые несколько секунд поглядывая на дверь на случай, если войдет Николай. Я не хочу, чтобы он понял, что я замышляю.
Наклонившись, я выглядываю в окно, чтобы посмотреть, как далеко находится спальня. Трудно оценить в темноте, когда свет падает только с фасада дома, но я знаю, что нахожусь на втором этаже. Вопрос только в том, смогу ли я спуститься, не причинив себе вреда. Как только я начну свой план, я должна действовать быстро. Если Николай войдет и поймает меня, станет очевидно, что я делаю. И тогда…
Я содрогаюсь при мысли о том, как бы он, вероятно, отреагировал. При мысли о том, что он снова меня накажет. Но я не совсем уверена, что это просто дрожь страха. У меня нет времени анализировать, почему его наказание возбудило меня. Почему к тому времени, когда счет дошел до пятнадцати, я почувствовала, как меня окатывает тот же тугой жар, который я чувствую, когда он прикасается ко мне. Почему я не могу не кончать каждый раз, когда он что-то делает со мной.
Я должна убираться отсюда.
Я роюсь в шкафу в поисках запасных простыней. Так быстро, как только могу, я снимаю постельное белье, связывая его вместе, пока у меня не получается длинная веревка из сшитой ткани. Прямо сейчас я чувствую себя нелепым, очевидным персонажем, собирающимся вылезти из окна по веревке, сделанной из простыней, но, если это работает, почему меня это волнует? Если я могу уйти, не имеет значения, как я это сделаю.
Он не подумал закрыть окна. Я медленно открываю их, готовая остановиться, если услышу скрип, но они хорошо смазаны и за ними ухаживают. Окно скользит вверх, врывается порыв холодного воздуха, и я дрожу, когда тянусь за простынями, привязанными к столбику кровати.
Пошел ты, Николай, я думаю в последний раз, и начинаю вылезать из окна.
Я сразу понимаю, что это не так просто, как кажется. У меня есть абонемент в спортзал или был, но беговая дорожка и несколько легких упражнений на бицепс пять раз в неделю, это не подготовка к попыткам бесшумно спуститься по стене дома, удерживая вес собственного тела, такой, какой он есть. На краткий, ужасающий момент я уверена, что поскользнусь и упаду на землю со второго этажа или я собираюсь поднять такой шум со стороны дома, что Николай выйдет и найдет меня прежде, чем я смогу убежать.
Я задерживаю дыхание, вцепляясь в простыни, молясь всем, кто может слышать, чтобы они не разорвались и стараюсь двигаться как можно тише. Я больше не делаю вдоха, пока не дойду до конца веревки. Между мной и землей все еще есть пространство, но, похоже, этого недостаточно, чтобы причинить мне вред. Я делаю еще один вдох, сворачиваясь калачиком, и позволяю себе упасть.
Из меня вышибло весь воздух, когда я ударилась о замерзшую землю. Это было невысоко, но мое плечо и бедро ударились о ледяную грязь, и острой боли почти достаточно, чтобы заставить меня вскрикнуть. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, чтобы остановиться, чувствуя вкус крови, и секунду лежу так, размышляя, стоит ли это того.
Я могла бы подождать, пока Николай найдет меня. Он бы снова наказал меня, но прямо сейчас я не знаю, смогу ли двигаться. Боюсь, я что-то сломала. Я медленно шевелю пальцами рук и ног. Я пытаюсь подняться и, к своему облегчению, понимаю, что ничего не сломано. Я просто вся, вероятно в синяках и ссадинах, и я с трудом поднимаюсь на ноги, понимая, когда ко мне возвращается дыхание и проясняется зрение, что начинается снег.
Не просто легкий снег. Начинается сильный снегопад.
Еще один шанс, Лиллиана. Возвращайся и извинись. Скажи Николаю, что тебе жаль. Спи в теплой постели. Да, это будет рядом с ним. Да, он трахнет тебя. Но так ли это плохо? Он заставляет тебя кончать. Просто будь хорошей женой, и все будет не так плохо.
Я не могу этого сделать. Я не могу заставить себя вернуться. Сколько я себя помню, я проходила через все, что пережила, говоря себе, что в конце этого свобода, пока я могу выживать. Теперь у меня есть путь к этому. Я не знаю, как далеко отсюда до дороги. Но я начинаю удаляться от дома, направляясь к деревьям, надеясь, что это даст мне достаточно укрытия, чтобы Николай не смог увидеть, куда я пошла. Я понятия не имею, сколько времени потребуется ему, чтобы понять, что я ушла.
К тому времени, как я немного углубляюсь в деревья, снегопад усиливается. Поднялся ветер, пронизывающий насквозь кожаную куртку и свитер, и я обхватываю себя руками, дрожа, когда углубляюсь в лес. Мне нужно найти дорогу, но к настоящему времени свет в доме исчез, и я не совсем уверена, с какой стороны я пришла.
Блядь. Я останавливаюсь, оглядываясь по сторонам, пытаясь сориентироваться. В лесу кромешная тьма, если не считать лунного света, пробивающегося сквозь деревья, а я не захватила с собой никакого источника света. Снег не прекращается, и чем сильнее он падает, тем больше я понимаю, какой глупой была эта идея.
Мне чертовски холодно. Как только я останавливаюсь, я понимаю, насколько здесь холодно и мне кажется, что температура падает. Я ничего из этого не продумала, у меня не было времени, чтобы это обдумать, но до меня начинает доходить, насколько это ужасная ситуация.
Ладно. Я попытаюсь найти дорогу обратно к дому. Я перевожу дыхание, пытаясь найти свои следы, но снег падает так сильно, что следы уже заметены. Я окружена деревьями, которые все выглядят одинаково, в белом лесу, и даже если бы я могла видеть звезды, я бы не знала, что, черт возьми, с этим делать.
Я заблудилась. От этой мысли меня пронзает холодная волна паники. Сейчас меня трясет не только от низких температур, но и от страха, и я пытаюсь успокоиться, помнить, что чем больше я паникую, тем больше вероятность, что я отсюда не выберусь. Но я не уверена, что это больше имеет значение.