Отравленные клятвы
Шрифт:
— Да. — Он стонет, входя в меня еще на дюйм. — Это так чертовски приятно. О боже, Лиллиана…
Он никогда не был таким раньше. Такого раньше никогда не было, медленно, романтично и сладко, Николай медленно берет меня в дюймы, пока я не начинаю задыхаться от удовольствия, моя спина выгибается дугой, пальцы впиваются в простыни. Я собираюсь кончить, просто от медленного, раскачивающегося трения его обо меня, и я не могу с этим бороться. Я не хочу с этим бороться.
— О боже, я… — выдыхаю я ему в ухо, снова выгибаясь, и Николай стонет, входя в меня так глубоко, как только может.
— Правильно, зайчонок. Иди за мной. О боже, иди за мной, маленькая…
Я кончаю, распадаясь под ним, удовольствие накатывает на меня волнами, когда я вскрикиваю, хватаясь за его плечи, когда мои бедра прижимаются к его. Оргазм продолжается, когда Николай делает толчки, перекатываясь через меня и заставляя меня чувствовать, как будто каждый нерв в моем теле горит, когда я стону, извиваясь под ним, сжимаясь и трепеща по всей длине его члена.
— Блядь… — он стонет, снова толкаясь, и я чувствую, как все его тело напрягается. — Я собираюсь… боже…
Я чувствую горячий прилив его спермы, когда он заполняет меня, его бедра содрогаются напротив моих, его рот прижимается к моему плечу, когда он жестко кончает. Это посылает через меня еще один волнистый толчок удовольствия, ощущение его горячего и твердого члена внутри меня, почти отправляющее меня через край в очередную кульминацию.
Николай долгое время не двигается, тяжело дыша, возвышаясь надо мной.
— Лиллиана… — он выдыхает мое имя, протягивает руку, чтобы провести пальцами по моей щеке, и я чувствую, как мое сердце подпрыгивает в груди, когда я отворачиваю лицо.
В последствии все это стремительно возвращается. Я вспоминаю, почему я должна ненавидеть его, почему я так долго боролась с ним, почему я должна стараться не получать удовольствия от того, что он со мной делает. Он заставил меня выйти за него замуж, заставил произнести мои клятвы и затащил меня к себе в постель. Он наказал меня, причинил мне боль, и теперь я здесь, оправляюсь от воздействия, потому что он напугал меня так сильно, что я убежала в снежную бурю. Он не должен мне нравиться, и я не должна хотеть его, или видеть в нем кого угодно, кроме дьявола, жестокого человека, от которого я должна сделать все, чтобы убежать. Я думаю, Николай чувствует, что я отключаюсь, потому что он отстраняется от меня, его член выскальзывает, когда он перекатывается на бок, стараясь подоткнуть вокруг себя одеяла.
— Лиллиана… — он снова начинает говорить, но я качаю головой, тяжело сглатывая и отказываясь смотреть на него. Я чувствую его сперму на своих бедрах, и я не хочу думать о том, как это было приятно, как мне нравится, когда он вот так прикасается ко мне. Как сладкий, медленный секс угрожает разрушить все барьеры, которые я воздвигла между нами, чтобы он не заставлял меня чувствовать к нему то, чего я не должна.
— Очевидно, что я не могу уйти от тебя, — натянуто говорю я ему, все еще отводя взгляд, когда туго натягиваю одеяло на грудь. — Но я не обязана любить тебя. Я никогда не буду. Ты мне не нужен, Николай, и это не изменится.
Он долго молчит, а затем я чувствую, как он сдвигается, немного приподнимается и смотрит на меня.
— Ты ошибаешься, Лиллиана, — тихо говорит он. — Я знаю, что ты хочешь меня. Я чувствую это каждый раз, когда мы вместе. Я вижу это по тому, как ты иногда смотришь на меня, когда думаешь, что я не вижу. Ты можешь притворяться сколько угодно, бороться с собой сколько угодно, но я знаю правду. И в этом нет ничего плохого.
Я плотно сжимаю губы, отводя взгляд, но не отвечаю.
— Нам могло бы быть хорошо вместе, — тихо говорит он. — Ты и я. У нас могло бы получиться хорошее партнерство, если бы ты просто позволила себе увидеть это, зайчонок.
Я качаю головой, открывая рот, чтобы возразить и мы оба замираем, когда слышим звук возвращающегося питания, свет в комнате мерцает и делает ярче ранний утренний свет, уже проникающий в спальню.
Я должна быть рада. Электричество вернулось, значит, нам будет тепло. Я могу принять душ, а Николай приготовить еду. Скоро мы сможем уехать. Но я чувствую странную вспышку разочарования при мысли о том, что нам больше не нужно будет оставаться рядом, чтобы согреться.
— Что ж, подожди минуту, пока водонагреватель придет в норму, и ты сможешь принять настоящий душ. Или ванну. — Николай откидывает одеяла и тянется за своей одеждой. — Я пойду посмотрю и удостоверюсь, что все в порядке. Просто оставайся здесь и отдыхай, малышка.
Он больше не прикасается ко мне и не целует меня перед уходом. Это должно меня радовать. Я должна хотеть дистанции между нами, но я не понимаю, почему у меня сжимается живот, когда он уходит, закрывая дверь и оставляя меня.
ЛИЛЛИАНА
На следующее утро мы отправляемся обратно в Чикаго. Николай расчистил дорожку к дороге, и, когда электричество снова включили, мы приняли душ, переоделись в чистую одежду и насытились горячим ужином и завтраком. Все это испытание начало казаться дурным сном.
На обратном пути мы оба молчим. Николай больше не пытался прикоснуться ко мне прошлой ночью или этим утром, и я чувствую, что что-то не так. Раньше у него никогда не было никаких ограничений, и я не совсем понимаю, что происходит. Это выбивает меня из колеи. Я понимала, как он вел себя раньше. Он женился на мне, и я принадлежу ему. Но теперь он относится ко мне по-другому. Я чувствую, как узел в моем животе затягивается по мере приближения к городу.
— Мы едем в особняк? — Наконец я спрашиваю его, и он кивает.
— Мне нужно поговорить с моим отцом. После этого мы отправимся в пентхаус.
После этого в машине снова воцаряется тишина, и я складываю руки на коленях, тяжело сглатывая. Я бы почти предпочла, чтобы все вернулось к тому, как было раньше, просто чтобы я не чувствовала себя такой неуверенной.
Николай заезжает на подъездную дорожку, заглушая двигатель. Он обходит машину, чтобы открыть мне дверцу, и я выхожу из машины и тянусь за своей сумкой, прежде чем мы оба застываем на месте.