Отражение стрекозы
Шрифт:
— Молодой господин Исыль, рано лишился родителей, поэтому господин и госпожа полностью взяли заботу о нём. Ведь он так напоминает их дочь… Да простит меня Владыка подземного царства, но она слишком рано забрала госпожу. Но сейчас не время для прошлого, наш юный господин в опасности. В последний раз я видела господина Исыля в комнате. В полночь я иногда захожу к спящему господину и мажу раны, которые он боится лечить в сознание.
Мы тщательно осмотрели комнату, но, как обычно, за один раз не нашли зацепки, куда внезапно ушёл ребёнок, если он вообще не был украден. Кормилица почувствовала нашу озадаченность
— Было бы так прекрасно, если агви оставляли приветственную записку, зачем они здесь, где живут, чего боятся, но всё это в мечтах, — я от отчаяния тяжело вздохнула.
— Поэтому детективные элементы в истории и привлекают читателей, так как им приходится искать ответы на вопросы, в реальной жизни которые не хотели бы знать.
За спиной я услышала частое шуршание и повернулась, увидев Хани, капающейся в листках бумаги.
— Даже боюсь спрашивать, что ты делаешь.
— Ищу подсказки. Я тут случайно нашла дневник мальчика, теперь проверяю его.
— Боже, Хани, ни стыда, ни совести, ни предложения почитать дневник вместе. — Я присела рядом с Хани, которая легко подвинула дневник для совместного чтения.
«Сегодня я смог попросить кормилицу Ом поиграть в лесу. Так весело. Когда я убегал от глупого Пхогома, то заметил его. Хочу снова его увидеть».
«Через пару дней кормилица снова разрешила мне поиграть в лесу, пообещав больше не бегать от Пхогома. Я так не люблю его осторожность, но согласился. Не хочется расстраивать кормилицу. Я смог поговорить с ним. Никогда не думал, что найду такого интересного друга».
«Он показал мне своё убежище. Это оказалась брошенная берлога медведя, которого убили недавно на охоте. Мы долго говорили обо всём, но когда я сказал, что хочу вернутся к родным, то его лицо стало каким-то злым. Наверное, потому что ему грустно без меня. Через пару дней я снова проведаю его. Он так и назвал своё имя. Обидно».
«Он зовёт меня. Что мне делать? Я не могу так легко уйти из дома. Он становится иногда таким страшным, но я не виню его: ему так одиноко. Хотя до сих пор я обижен на него, он все ещё не называет своего имени».
«Я боюсь. Мне страшно. Он угрожает забрать бабушку, дедушку и кормилицу Ом. Если я не приду сегодня, то они погибнуть из-за меня?».
«Я случайно узнал, кто он. Разве такое бывает. Он…»
Мы не могли узнать, что произошло дальше и кто был тем существом, потому что следующие страницы отсутствовали.
— Ты где вообще нашла записи, Хани?
— Под тумбой, туда закатился дневник.
Корейская тумба — мунгаб — представляла собой восемь отсеков с ручками, где сверху половина должны были выдвигаться, а снизу, другая — открываться. Слова «должны были» я использовала не просто так, потому что на самом деле это была хитрая система: если открыть один, определённый ящик, то можно использовать
— Хорошо, что не в самом мунгабе. Мне бы не хотелось копаться в чужих вещах.
— Мирэ, а ты думаешь, что мы до этого не копались?
— Но не в белье же.
— Ну, тут ты права. Ты тоже поняла, что нам нужно в лес?
— К сожалению, да. Наши дороги ведут в лес.
— Тогда идём. —
Я заметила, как Хани положила записи в рукав, но промолчала. Они, действительно, могли помочь разобраться в этом деле.
***
Лес, находящейся почти что на заднем дворе, совсем не удивлял живущих в доме.
«Зачем просить разрешение пойти в лес, если ты и так практически живёшь в лесу? Тут скорее испугаешься человека, вышедшего из леса, чем тигра, мечтающего о твоей вкусной жоп…»
— Мирэ, ты снова задумалась? Проснись! Уэйк ап!
— Да поняла я, поняла. Какой план?
— Тот, который ты благополучно про-слу-ша-ла, — с милым голоском, пронизанным злобным ощущением, пропела Хани.
— Прости, я не специально. Могу сказать, о чём думала. Я думала о том, что животные здесь встречаются чаще, чем люди, поэтому если из леса выйдет человека, то это будет очень странно.
— Я согласна с тобой стопроцентно. Так что мужчина, что сейчас смотрит на нас из леса, странный.
— Чего?
Я не поверила словам Хани и быстро посмотрела в сторону леса в надежде на шутку, однако, присмотревшись, увидела лохматого мужчину, похожего на древнего бродягу.
…
— Да простят предки, да простят боги, да простят владыки трёх миров меня! — повторяя, словно молитву, качался мужчина.
Когда мы окликнули его, то он рванул в лес. Нам пришлось бежать, стараясь не упасть от первого попавшегося корня скрюченных деревьев и огромных камней, разбросанных по земле. Никогда в жизни я так много не бежала, но если посмотреть с другой стороны, то и бежать за какими-то рандомными мужиками каждый день тоже не приходилось.
Пока я восстанавливала дыхание, чуть не падая на каменный пол.
«Каменный пол? Стоп, где мы?»
Я осмотрелась по сторонам: камень, камень и ещё раз камень. За спиной лёгкий солнечный свет освещал путь. Бродяга привёл нас в небольшую пещеру, в которой хорошо бы прижились звери. Внезапно пришло чувство дежавю. Я пыталась напрячь извилины и вспомнить, откуда всё казалось знакомым, но мне до сих пор требовалось отдышаться, чтобы восстановить расплывчатое зрение. Вся ответственность на вопросы перешла к Хани.
— Вы отец Исыля? — Хани сделала невозможное и второй раз за день удивила меня.
Хани повторила вопрос, но громче и чётче, после чего бродяга перестал качаться и посмотрел сквозь неё.
— Вы меня видите? Кто вы такие? — с безумным глазами он осмотрел нас и криво улыбнулся. — А, вы те шаманки, о которых говорил он…
— Вы не ответили. Вы отец Исыля?
— Исыль? — Бродяга покрутил головой в поисках чего-то. — Исыль, сынок мой, где… ты. Что я наделал? Что я наделал? — Бродяга стал без пощады бить себя со всей силы, не обращая внимания на нас. — Что мне делать, сынок? Папа виноват.