Отражение стрекозы
Шрифт:
«Непробиваемая женщина, то ли бояться, то ли уважать её».
Хани вновь глубоко вздохнула, не в силах сломать защиту ачжумы Чха. Однако к подруге пришла идея, которой она сразу же воспользовалась:
— Господин Ким запрещал вам отвечать на наши вопросы, госпожа Чха?
— Нет, госпожа Сон. Не могу также отметить, что вы можете обращаться ко мне в неформальном стиле, потому что мой статус ниже.
— Не нужно, госпожа Чха…
Госпожа Чха чуть сощурилась, недовольная или, скорее, не принимающая нарушений этикета, она поклонилась и вежливо попросила:
—
Хани хотела задать ещё один вопрос, но взгляд ачжумы Чха пресёк все попытки «бунтарства».
— Хорошо, ачжума Чха. — Женщина выпрямила спину и одобрила глазами выбранную сторону Хани. — Раз вы сказали относиться к вам как к бабушке, то у нас же не должно быть секретов. Почему Йен… то есть господин Ким живёт здесь? — Схитрив или нет, Хани взяла просьбу ачжумы Чха и перевела на свой лад. Подруга оживилась, найдя способ сломать броню главной служанки Йенгука.
Ачжума Чха неожиданно расслабилась, до этого находясь в твёрдом панцире невозмутимости. Её глаза подобрели и чуть заслезились.
— Господин Йенгук называет это место моим постоялым двором, но в действительности это его дом, где господин живёт много лет.
То, как старушка Чха ласково назвала Йенгука, без акцента на фамилию, показывало её заботливую любовь, как у матери к сыну.
— Это такая отмазка с названием? — грубо поинтересовалась Хани, пробуя не замечать нынешнее временное изменение госпожи Чха.
«Сломав броню человека, не всегда значит получить удовлетворение. Эх, Хани, и ты меня ещё учишь человеческим отношениям», — заканчивая мысль, я поцокала по привычке, как делали многие корейцы.
— Возможно. Слугам не позволено влезать в частную жизнь хозяев, поэтому не могут вам сказать точно. Если вы желаете узнать, то спросите об этом самого господина Йенгука.
Ачжума Чха ушла из ностальгии и вновь создала непробиваемый панцирь вокруг души.
***
Повечерело, и небо залилось золотыми, фиолетовыми и розовыми красками. Птицы ещё пели, пока ветер дул небольшим порывом.
— Господин Ким, я привела госпожу Сон и Ким, как вы просили. У вас будут какие-нибудь новые указания?
— Нет, ачжума Чха. Вы можете идти отдыхать, — по отношению к ачжуме Йенгук также относился к ней хорошо, но если сравнивать их обоих, то господин проявлял больше чувств, чем его главная служанка.
— Но, господин Ким, чай…
— Нет, ачжума Чха. Иди отдыхай! Если мы захотим выпить или поужинать, то позовем другого слугу. Ты меня поняла? — Йенгук не злился, но явно пытался надавить на ачжуму Чха. Женщина пыталась не показывать усталость, но её трясущиеся руки выдавали её.
«Надеюсь, это не что-то серьезное», — ужасная мысль пришла, как внезапная морская волна. В прошлом я не раз видела больных пожилых людей в больнице, где лежала Намсун. От их вида хотелось заплакать и чем-то помочь, вспоминая влияние сестры на наши с родителями жизни.
—
Когда Йенгук повернулся к нам, то осмотрел всех сидевших за круглым столом: внимательный Муён слева от него, курящий Шин справа, я — напротив, а Хани рядом. Встреча проходила в большой квадратной беседке, стоявшей на толстых, крепких балках, где голову защищала деревянная крыша с изогнутыми краями. Йенгук поставил локоть на стол и оперся об лоб.
— Разве госпожа Мин не ушла куда-то домой? — невзначай спросил Йенгук в пустоту. Он все равно бы получил ответ, даже если и шепнул.
— А разве не видно? — усмехнулась Хани.
— В том и дело, что видно, госпожа Сон, — вместо Йенгука вместе с дымом многоколосника, корейской мяты, выдохнул Шин. Он отодвинул от рта трубку и указал на сад, куда-то в кусты.
— Муён, — начал говорить Йенгук, дабы отдать приказ, как из указанного места вышла Хваён.
— Хваён! — мы в унисон с Хани удивились, не предполагая такой рояли в кустах в прямом смысле слова.
— Господин Ким, мне провести агащи до ворот? — предложил Муён, пристально следя за Хваён. Она же от волнения сжала чхиму, в ожидание решения. Ворваться на территорию чужого янбана — это ошибка, а ворваться на территорию королевского инспектора — фатальная ошибка.
Шин в это время продолжал нещадно курить мяту. Видимо, голова у него болела втрое сильнее в окружении шумных людей.
— Подожди, Муён. Сперва спросим дочь дома Мин, что она здесь делает? Что скажете, Мин Хваён?
«О, ему уже рассказали о главной героине. Будет ли у них второй шанс?»
Хани подмигнула мне, а я — ей.
«Только бы мы думали об одном».
Мои сомнения развеялись, когда под столом Хваён тайно показала две саранхульки — сердце пальцами. Наши мысли сходились так часто, что, казалось, Хани была мне ближе Намсун. Сестра не любила читать новеллы, вместо этого каждый вечер смотрела дорамы по типу «Королева слёз», «Деловое предложение» и «Что случилось с секретарём Ким?», от которых сахар скакал, как давление. Она часто ругала меня за траты на книги, а не косметики. Хотя сама тратила почти миллион вон на альбомы и коллекционные карточки корейских айдолов… Стоит ли ещё говорить о наших воинах за карманные деньги?
— Я пришла отдать подарок госпоже Ким и Сон. — Хваён достала из спины небольшой сверток с прямоугольной коробкой. — Только дома вспомнила о нём и вернулась сюда. Это плохо? — Хваён постыдилась, и на её щеках незамедлительно появился румянец.
Муён ждал приказа, а Йенгук молча размышлял. Затылком я почувствовала острый взгляд, как и угадала, он смотрел на меня, думая о своём. Началась тишина, за исключением шороха листьев и парой-тройкой криком птиц. Все ждали решения главного босса. Спустя примерно пять минут Йенгук уставился хищным взглядом на Хваён и произнес: