Отрицание Оккама
Шрифт:
– Ты знаешь, – сказал Дронго, – этот клуб действительно опасное место. Я тебя послушался и быстро сбежал. В следующий раз возьму вас с Кружковым. Иначе туда просто нельзя соваться, могут голову оторвать.
– Я же тебя предупреждал, – озабоченно произнес Вейдеманис. – Между прочим, тебя дважды искала мадам Кирпичникова. Очень нервно интересовалась, где ты находишься. Я звонил на твой телефон, но ты не отвечал.
– Просто я отключил звонок, – ответил Дронго, – и был на нижнем этаже. Опять у нее какие-то версии или проблемы?
– Не знаю. Тебе лучше ей сразу перезвонить.
Дронго
– Вам не кажется, что мы должны быть все время на связи, чтобы как-то координировать наши усилия? – ядовито поинтересовалась Наталья Кирпичникова.
– Нет, не кажется, – не очень любезно ответил он, – я веду расследование, а вы меня все время дергаете. Между прочим, хороший знакомый вашей семьи, Максим Георгиевич, улетел в командировку и вернется только через четыре дня.
– Мне уже об этом сказали, – ответила она. – Я хочу, чтобы вы знали. Если в течение этих четырех дней вы не добьетесь успеха, мы решили передать дело в прокуратуру. Пусть они официально объявят Егора убитым и начнут свое расследование. Я думаю, вы правильно понимаете наши мотивы? За свой гонорар можете не беспокоиться, мы выполним все условия нашего договора.
– Зачем вы это делаете? – спросил Дронго. – У меня нет никакой гарантии, что я смогу уложиться именно в этот срок. А если не смогу? А если не успею? Возможно, мне нужно дождаться Гловацкого, чтобы выяснить все обстоятельства этого дела. Вы же сами говорили о своих подозрениях, что это преступление организовал Гловацкий.
– Он химик, а там применяли специальный яд, – упрямо сказала она.
– И поэтому вы решили любым способом мне помешать?
– Я вам не мешаю. Просто я целый день об этом думаю. У меня уже голова кружится, и я сама не знаю, что мне делать. Только я понимаю, что вы в одиночку можете не добиться успеха. Я понимаю, что вам может понадобиться помощь. Пусть в прокуратуре начнут официальное расследование. Босенко говорит, что мы все равно обязаны передать новые акты экспертиз в прокуратуру. И поэтому мы с Николаем Даниловичем решили, что у вас осталось ровно четыре дня. Потом мы обращаемся в прокуратуру. Пусть они начнут свое официальное расследование.
– Через месяц после случившегося, – напомнил Дронго. – Если у меня не получится, то почему вы думаете, что может получиться у них?
– У них целая армия помощников. Прокуратура, этот новый следственный комитет, сотрудники милиции, ФСБ. Пусть они ищут параллельно с вами. Возможно, так будет правильно, – нервно сказала она, – и еще… Мне трудно об этом говорить… Но ваш вчерашний поступок немного выбил меня из привычной колеи. Я даже не знаю, как с вами разговаривать. Вы поступили так ужасно и грубо…
Он терпеливо ждал.
– …но, с другой стороны, я сознаю, что сама вас спровоцировала. Возможно, я была излишне резкой. Как вы считаете, мне нужно принести вам свои извинения?
– Нет, – улыбнулся он, – мы в расчете.
– С вами невозможно разговаривать. До свидания. – Она отключилась.
Он убрал телефон. Значит, Илья Шмелев попросил брата своего друга отправить Виолу в Турцию, чтобы Егор забыл об этой молодой женщине. Какое нужно иметь изощренное сознание. Кажется, пришло время познакомиться с этим типом. Дронго взглянул на часы. Уже девятый час вечера. Хотя, наверное, современный бомонд только начинает в это время свою творческую жизнь. Почему-то считается, что писатели, художники, композиторы, актеры, певцы – все в основном совы. Они поздно просыпаются, долго приводят себя в порядок, а потом с вечера и до утра посещают ночные клубы и разные приемы. Только непонятно в таком случае, когда они работают? И работают ли вообще? А ведь среди них есть выдающиеся мастера, которым нужно сутками и неделями корпеть над своими замыслами, воплощая их в жизнь.
Дронго позвонил Эдгару:
– Как нам выйти на Илью Шмелева? Ты не знаешь в Москве человека, который мог бы знать его отца?
– Его отца знает вся Москва, – напомнил Вейдеманис, – самый известный художник в городе. Многие считают, что в городе есть только три художника такого уровня: Глазунов, Шилов и Шмелев. У каждого своя галерея и тысячи почитателей.
– А Зураб Церетели? – напомнил Дронго.
– Почитатели этих троих его не любят, считая халтурщиком. Для них идолы только эти трое. И каждый возводит своего на высшую ступень пьедестала.
– Откуда такое знание жизни нашей творческой богемы?
– У меня дочь встречается с художником. Между прочим, очень хороший парень. И ученик знаменитого Таира Салахова.
– Может, Салахову позвонить насчет Шмелева? Хотя его сейчас нет в Москве. Кому лучше перезвонить, как ты считаешь? Нам ведь нужен не сам Савелий Шмелев, а его сын.
– Сейчас узнаю у будущего зятя. Может, он подскажет какую-нибудь галерею. Хозяева московских салонов обычно знают всех художников.
– Верно, – согласился Дронго, – действуй. И учти, что мне хотелось бы уже сегодня побеседовать с этим молодым человеком. Мне ужасно хочется задать ему несколько интересующих меня вопросов.
Глава 12
Он уже подъехал к дому, когда перезвонил Эдгар.
– Мы все устроили, – сообщил он, – Шмелев живет в Доме на набережной. И он будет тебя там ждать ровно в десять вечера. У него в полночь намечается встреча, и он сказал, что с удовольствием потратит два часа на общение с тобой. Я попросил молодого друга моей дочери, и он вышел на Илью Шмелева через хозяйку салона, в котором тот иногда бывает. Она о тебе много слышала. Такая экзальтированная дама лет сорока. Она позвонила Илье и рассказала ему о тебе. Он очень заинтересовался.
– Хорошо хоть так, – пробормотал Дронго.
– Что ты сказал?
– Ничего. Значит, он уже знает, что я занимаюсь расследованиями сложных преступлений? Могу себе представить, что она обо мне могла рассказать.
– Она сказала, что ты уезжаешь и вам нужно срочно встретиться. В общем, я сам придумал эту версию. Шмелев согласился. Чем ты недоволен?
– Спасибо. Ты сделал почти невозможное. Ровно в десять часов я у него буду. Хотя это первый случай в моей жизни, когда мне назначают встречу в столь позднее время в своей квартире. У него там квартира или мастерская?