Отрочество 2
Шрифт:
К утру британцы капитулировали и город пал. Буры праздновали победу, и решительно никто не пытался организовать преследование разрозненных вражеских частей, прорывающихся к своим. Немногочисленных пленных они увели с собой, как живое свидетельство собственной доблести.
[i] То есть бурами из Оранжевого Свободного Государства. У буров де факто и де юре, существовало к тому моменту ДВА государства – ОСГ и Трансвааль.
[ii] Ракеты Конгрива в 1880-х годах были В ОСНОВНОМ сняты с вооружения (к этому времени они применялись почти
Глава 26
Выйдя от Жубера, я выдохнул и остался стоять на затенённой веранде, держа в руке широкополую шляпу и кусая напряжённо губы, вслушиваясь зачем-то в стрёкот цикад. Надежда на помощь генерала рушилась карточным домиком…
… он умирал.
Восковое лицо главнокомандующего, полупрозрачные пергаментные веки, а главное – нездешний вид. Он уже ТАМ.
Старинная Библия на одеяле, старческие руки поверх… ещё недавно сильные руки пусть и немолодого, но полного жизни мужчины, способного свернуть шею бычку, а теперь… так внезапно… Перебирают беспокойно по обложке старческие длани, ища утешение в семейной реликвии.
Во время штурма Ледисмита его сбросила лошадь, испугавшаяся близкого разрыва снаряда. Тогда, в горячке боя, он снова сел в седло, и наверно – зря. Ему бы отлежаться… Несколько дней генерал чувствовал себя неважно, но никому не жаловался, а потом разом – слёг, да так и не встал.
Все мои просьбы посодействовать судьбе Мишки – побоку. Жубер в принципе держит своё слово, но это прежний Жубер, а этот касается только беспокойно Библии, да дышит тяжело, постоянно проваливаясь в забытье.
Его окружению не до обещаний патрона, тем паче данных чужеземцу и не слышанных лично. Молятся, делят власть, наследство… и всё, што делается в таких вот случаях, когда умирает непростой человек.
… и ждут. Ожиданием этим пропитано всё, и будто сам Жубер раздосадован, што всё ещё ЗДЕСЬ. Окружение и вовсе не скрывает этого, и кажется даже, досада нетерпеливая прорывается!
У одних – штоб отмучился наконец, у других… по-разному, но шкурный интерес особо и не скрывается. Не деньги даже, а осколки его влияния, морального авторитета. Умирает одно из первых лиц государства, одержавшее недавно величайшую Победу в истории буров.
Причастность к этому, пусть даже и самым краешком – строчки в учебниках истории когда-нибудь потом, а ныне – незримый, но явственный отсвет власти, ложащийся на плечи горностаевой мантией.
Разговаривают вполголоса в затхлой тягостной духоте, пропитанной потом, лекарствами и гнилостными испарениями, лица постно-деловитые, пытаются передавить других уверенностью, набожным поведением, родством или старинным знакомством с… умершим. Пусть даже пока – живым.
– Совсем плохо? – отлипнув от перил, убито поинтересовался Чиж, поняв всё по моему потерянному виду.
– Угум.
– Может, другой генерал похлопочет? – отчаянная надежда в голосе, будто я сейчас просияю навстречу хорошей идее, хлопну его по плечу, и беды как не бывало!
– Какой? Бота главнокомандующим в войсках
– Да за обстрел! – пояснил я, увидев в глазах брата вопрос, – Будто бы нарошно жилые кварталы обстреливал! Де Вет обещался похлопотать, да и другие, но где Жубер, а где…
– Крюгер? – предложил Санька быстро, подавшись вперёд, – Я знаю, што он тебя крепко не любит, но может…
– Уехал. В Европу вроде как, восхотел союзников найти.
– Етить… – он снова отшатнулся к перилам, погрузившись в угрюмость и надвинув шляпу на глаза.
– Угум.
– Господа, – прервал нашу расстроенность близкий Жуберу член Первого Раада, вышедший из внутренних покоев и на ходу отгрызающий кончик сигары, утирая одновременно выступивший на лбу пот застиранным платком, – так случилось, что я в курсе вашей проблемы, и боюсь, всё действительно серьёзно.
Похлопав себя по карманам, он достал массивную, явно трофейную золотую зажигалку и прикурил, поглядывая рассеянно на работающих в саду кафров и пуская дым с видом человека, утомлённого почти вусмерть.
– Вкратце, – выдохнул он с клубом дыма, – британцы не отрицают его пленение, но и не подтверждают его. Тем самым они выводят его как бы за пределы правового поля.
Санька крякнул и побагровел, но смолчал, сдвинув только решительно на затылок шляпу.
– Вижу, вы правильно поняли, – мрачно кивнул бур, окутавшись клубами едкого дыма, – и несмотря на запрос членов Рааада, ответ…
– Впрочем, – он покопался в кармане и вытащил письмо, – читайте!
Перечитал, перевёл Саньке, и уставился на депутата с немым вопросом в глазах. Потому как ну хренинушки не понять! Словесные завитки в высоком аглицком штиле я общем-то разбираю, но это казуистика сугубо юридическая, не для людей.
Пыхая сигарой, немолодой парламентарий перевёл, разбирая каждое предложение досконально с юридического на человеческий.
– То бишь, – прыгая с русского на голландский, начал Санька, – они не уверены, является ли он военнослужащим, исполнявшим свой долг, или… военным преступником?! С какого?!
– Ракеты, – пых сигарой, и предупреждая возмущение, – они вправе, другие – нет.
– Ага…
– Если вы хотите знать моё мнение, – клуб дыма окутал нас туманом, – британцы сами ещё не решили, в каком статусе находится Михаил. То ли храбрый вражеский офицер, пленением которого можно гордиться, то ли военный преступник.
– И от чего это зависит?
Пожатие плеч и снова клуб дыма.
– Угум… Благодарю.
Распрощавшись, мы с Санькой покинули дом, ставший последним пристанищем трансваальского главнокомандующего. По въевшейся уже привычке передвигаемся по городу верхами, и непременно с оружием.
– … я так щитаю, шта ежели… – мимо прошла группка русских горняков, коих в бурских государствах предостаточно. Большая их часть озабочена сугубо заработками, а если и имеется желание натурализоваться, то оно быстро пропадает при более близком знакомстве с африканерами. Специфический народ – што горняки всех национальностей, што африканеры.