Отрочество
Шрифт:
Дядя Фима начал показывать, как он вдыхал воздух. Жирная его грудь под шёлковой рубашкой заколыхалась совершенно гипнотически. По остекленевшим глазам Мишки, мерно жующево всё, што ему подсовывает Бляйшман, я понял — брат в надёжных руках. Из-за стола он вылезет большим патриотом Одессы, и немножечко колобком с трескающимися штанами.
— … да што ты говоришь!? — тётя Эстер всплёскивает полными руками, слушая Саньку, — Вот так вот триста рубелей одним чеком? Сам Маразли!? Как жаль, шо у нас только Ёсик, и он всё-таки мужчина! Была бы девочка
И смеётся! Санька тоже улыбается во все белоснежные двадцать восемь. Смешно! А я таки понимаю, шо ни разу и не шутка, и што если бы да, то так оно и вышло.
— Как дела у Ёсика? — сбиваю я матримониальные планы тёти Эстер, штоб она была таки здорова и думала не о женитьбе нас.
— Ой! — и снова руками — плесь! — Ты тоже за нево скучаешь? Он мине тогда все уши продолбил! Ну да два умных человека завсегда найдут общие интересы, даже если один из них не иудей! Песя! А ты чево как неродная? Кушай! А то худенькая такая, шо глазам смотреть больно!
— Так да! — согласился дядя Фима, нежно глядя на супругу заплывшими карими глазками, — красивой женщины должно быть много, и ещё чуть-чуть немножечко!
— Ой, ну ты скажешь! — женщина кокетливо треснула супруга облизанной серебряной ложкой по руке, — Да ещё и при детях!
— Да! — переключилась она на мине, — У Ёсика всё нормально, и местами даже немножечко хорошо. Он сейчас пока в Англии по гостям, потому как нужно налаживать связи и немножечко политику!
— Хорошо, когда всё хорошо, — кивнул я, — главное вовремя остановиться и понять, што ж ему всё-таки важнее — связи, или таки политика?
— Таки да! — закивала та, — ты понимаешь! А Ёся такой азартный, такой азартный, шо немножечко ой-вэй! Песя, а што там у Кацев? Да? Да ты шо?!
— … а потом она мине такая — крестить! — делилась Фира переживаниями, — Вот так вот, мелко-мелко!
Крестить никого она не стала, а просто развела чуть-чуть пальцы.
— Гадость какая! — отозвалась тётя Эстер, — Ой, мальчики, я не о вашем христианстве!
— Да мы поняли, — отозвался я за всех, несколько иррационально покоробленный. Сам ведь ту паломницу ух как… но то я, мине можно! А когда жидовка тоже самое, то она как бы и нападки с обидками!
— … а потом, — продолжила Фира, кругля и без того большущие глаза, — Жидовка? Крестись! И про грехи предков.
— И эти люди учат нас за жизнь, — осуждающе покачал головой дядя Фима, отчево шевельнулись все его подбородки.
— Кто умеет, тот делает, — вспомнилось мине, — кто не умеет — учит [35] !
— Какой умный мальчик! — умилилась хозяйка дома, — Фирочка, а ты шо такая неаппетитная? Кушай, деточка, кушай!
Накушать удалось всех нас, кроме Фиры, блюдущую себя и талию. Выползли еле-еле, оставив тётю Песю на поговорить с хозяйкой за одесских знакомых.
35
Бернард
Чует моя чуйка, шо после такой поездки Песса Израилевна станет таки настоящей восточной женщиной — очень толстой и очень липкой! Потому как стол хоть и унесли, но принесли заново, и такой себе сладкий, шо у мине при одном его виде заболели зубы и приключился сахарный диабет.
А мы во внутренний дворик силы выползти нашли, но на этом и всё. Я вон даже до скамеечки не дошёл, на чистенькой дорожке уселся, ноги едва под отяжелевшее брюхо подтянул.
— Ох, — чуть повернувшись рядышком, Санька заотдувался, — так поели, што как нафаршировались! Вкусно, но до дурноты!
— Скушай кусочек, деточка! — Мишка передразнил тётю Эстер, и удивительно удачно, потому как Санька даже шарахнулся от него.
— Ох, — повторил я, отсмеявшись и чуть не лопнув, — восточное гостеприимство во всей красе! Фира, золотце, как тебе удалось отстоять бастионы твоего котёночного желудка?
— Так, — она чуть смутилась, — сказала, што ты… што мне… ой, да ну тебя!
— Ну, так ну, — согласился я, не став лезть в бабское.
— Как насчёт самовыгуляться? — поинтересовался Мишка с вроде как равнодушным видом. Он уже морально подготовился к отъезду в Москву, но решил за оставшееся время увидеть как можно больше интересного, раз уж скоро назад.
— Кто за? — сам же и подымаю руку, — Единогласно! Встречаемся через пять минут.
— Какие пять минут!? — ужаснулась Фира, — Полчаса, не меньше! Другой город, другие люди! Это в Одессе за нас все всё знают, и на твои любимые штаны под босиком только плечами пожмут. А здесь они скажут то, што увидят своими глазами: к Бляйшманам приехали какие-то оборванцы! И всё, на весь Константинополь.
— Аргумент, — согласился я. — парни, поняли? В лучшее! И одеколоном навоняться не забыть!
Несмотря на запрошенные полчаса, Фира выпорхнула всего через десять минут, крутанувшись перед нами. Никакой особой разницы я не увидел, но закивал одобрительно, на што та просияла, взяв меня под руку с самым што ни на есть собственническим видом.
— Не так штобы чичероне, — предупредил я, открывая ворота, — Ёся Бляйшман провёл небольшую экскурсию, но больше засирал мне мозги своим странным, чем рассказывал о здешнем интересном.
— Ничево! — Санька жизнерадостно помахал картой, — Я ещё в Одессе запасся, в паломническом центре.
— Што-то мне подсказывает, што указаны там ни разу не кошерные ориентиры, — выразил я сомнение.
— Не смотрел пока, не… О! Да, ерундень, — брат досадливо сложил карту назад в карман.
— Ничего, язык до Киева доведёт! — подбодрил его, — Ну што, судари и сударушка? Отправляемся в экскурсию!
Закружившись по аристократическому Маалему с его деревянными особняками, выстроенными с пребольшущим вкусом, как-то незаметно дали кругаля, и оказались в бедных еврейских кварталах Хаскёя.