Отшельник 2
Шрифт:
— Ну что ты опять припёрся, святой отец? — начал с попрёков князь Изборский. — Сказано же ясно — ждите следующего обоза, а то у нас самих хлеб на исходе. На той неделе ждём.
— И для многих эта неделя окажется последней в жизни, — с печалью вздохнул кардинал.
— Мне до того какое дело? Я вас сюда не звал.
— Взываю к христианскому милосердию, князь. Может быть оно проснётся, и ты возьмёшь нас в плен.
Переводивший с латыни на русский язык Вадим Кукушкин выразился непечатно, и добавил:
— Охренеть, заявочка на гуманитарную помощь. Как думаешь, Иван Евграфович, его в котёл
— Ну-у-у… — протянул князь. — До людоедства они вроде как ещё не дошли.
— А мы подождём.
— Да как-то…
— Шучу я так, Иван Евграфович.
— Я от твоих шуток, Вадим, скоро заикаться начну.
— Сейчас заикание прекрасно лечат, — отмахнулся Кукушкин. — Сам и займусь если что.
А кардинал Гонзаго Колонна, видя невозможность смягчить каменные сердца московитов, решил прибегнуть к последнему аргументу, приберегаемому на самый крайний случай. Он протянул на раскрытой ладони монету, в которой Кукушкин с удивлением опознал пять рублей Госбанка Российской Федерации, и произнёс по-русски, тщательно выговаривая трудные для итальянца слова:
— У вас продаётся славянский шкаф?
— Штирлиц, ёпта!
— Кто? — не понял Иван Евграфович.
— Потом обясню, ответил Вадим, и перешёл на латынь. — Ну рассказывай, падре, как ты до такой жизни докатился.
— Её светлость герцогиня Морозова обещала…
— Всё останется между нами, Ваше Высокопреосвященство, — пообещал Вадим. — Рассказывайте.
Сам рассказ кардинала Колонна длился недолго, но последующий разговор Кукушкина и князя Изборского затянулся. Они отошли чуть в сторону, чтобы никто не смог погреть уши, и понизили голоса почти до шёпота.
— Я понимаю желание в недалёком будущем иметь ручного Папу Римского, — говорил Иван Евграфович. — Только не вижу причин, по которым мы должны кормить остальных крестоносных ублюдков.
— Кардинал предстанет в облике спасителя от неминуемой голодной смерти, почти святого, только без нимба над головой. Если не горячую любовь, то искреннюю признательность заслужит точно, а потом это ему поможет упрочить положение в Риме.
— Вот будто Риму не насрать на этих голодранцев.
— Ну не скажи, Иван Евграфович, — покачал головой Кукушкин. — Как раз оборванцы с голодранцами вымерли в первую очередь, а выжившие из вполне себе благородных семейств, пользующихся немалым влиянием в заморских странах. И сами Колонна при Святом Престоле не на последнем месте. Немного глуповаты, излишне жадные и златолюбивые… но нам же с ним не детей крестить.
Князь Изборский задумчиво почесал коротко подстриженную бороду:
— Ежели только так. Но вот скажи мне, Вадим, взять-то мы их в плен возьмём, а девать куда будем? Оно, конечно, Смоленск город немаленький, но сразу три тыщи…
— С собой заберём. Вот подкормим немного, и заберём.
— Куда?
— Как это куда? Дядя Андрей на немцев с Московским полком пошёл, а мы чем хуже? Он по берегу моря идёт, нам же можно через Варшаву на Берлин ударить и далее. Где-нибудь у Гамбурга встретимся.
— Эвона как!
— А что такого?
— Весна же, Вадим. Реки разольются что твоё море, и так ещё месяца два, ежели не все три.
— Хреново.
— Про то и говорю, — хмыкнул князь Изборский. — Ежели только плоты сколачивать, да большой водой по Днепру вниз пройти, а там можно уграм кузькину мать показать.
— Венграм, что ли?
— Ага, им самым сала за воротник залить. Крестоносцев на них напустить, как на предателей святого дела крестового похода.
— Чем тебе венгры не угодили, Иван Евграфович?
— Они, Вадим, всей Европе не угодили. Пришли, понимаешь, дикари неумытые из неведомых пустынь, захватили благодатные земли, да давай соседей всех подряд задирать. Знамо дело, отгребли по сусалам не раз и не два, но так и не угомонились. Кровь поганая играет, да дурной голове покою не даёт.
— Какая кровь, от гуннов, что ли?
— Гунны там и рядом не лежали, — плюнул на талый снег Иван Евграфович. — Когда-то в те места уходили недобитые хазары, потом печенеги с половцами, ещё какие-то дикие народцы, да с местными чуток перемешались. Те, что с немцами, те мадьярами-уграми стали, а те, что с греками — вообще непонятно кто.
— Румыны?
— Не знаю такого слова, но нутром чую, что это они и есть. Да и хрен на них, давай лучше решать, чем крестоносцев кормить станем. До обоза ещё неделя, а как такие погоды постоят, так и до самого лета ждать придётся.
— У нас есть тридцать тонн гречки, маргарина тонны три можем отдать, всё равно эту дрянь по доброй воле жрать невозможно. А крестоносцам в самый раз будет.
— Сети им дадим, пущай рыбу ловят. А лёд на Днепре взорвём в нескольких местах.
— Но без хлеба обойдутся.
Кукушкин хотел добавить что-то ещё, судя по выражению лица вовсе неприличное, но тут из воротной калитки выскочил обученный обращению с радиостанцией дружинник, и протянул князю Изборскому листок бумаги.
— Из Москвы весточка, господин полководец левой руки.
— И что пишут? — Вадим с любопытством сунул нос в бумагу и присвистнул. — Вот всё и разрешилось само собой, Иван Евграфович.
В радиограмме сообщалось, что венгры заключили военный союз с турками, и сунувшийся на берега Дуная император Касим отгрёб там знатных люлей. Князю Ивану Евграфовичу Изборскому-Еропке предписывалось как можно быстрее решить вопрос с осадой Смоленска, спуститься вниз по Днепру и обозначить угрозу удара, отвлекая противника от карательного похода на Крым и Дикое Поле, но не переходя разумных пределов. А Вадима Кукушкина с нетерпением ждали в Москве, дабы вставить горящий фитиль в известное место. Куда именно, в радиограмме не указывалось.
— Опять бабуля орать будет, — вздохнул Вадим. — А я ведь её запиской предупредил, что в Смоленск собираюсь. И чего попусту беспокоиться?
— Вот у неё самой и спросишь, — усмехнулся князь Изборский. — А попу латынскому скажи, чтобы людишек за припасами присылал. Да, и про крестовый поход супротив турок с угорцами тоже скажи.
Глава 6
— Как же ты так опростоволосился, Касимушка? — боярыня Морозова смотрела на императора Чингизской Империи с участием и печалью. — Вот почто ты туда полез? Грабил бы преспокойно прибрежные городки, и горя бы не знал.