Отсрочка ада
Шрифт:
Убедившись, что все в порядке, я переместился и уселся перед Юлей, подсунув подушку под спину. Она сделала язык желобком и подложила его мне под уздечку, прошлась нежным наждачком. Я сжал ее груди и скомандовал Генке:
— Возьми эту ебливую сучку за задницу и двигайся!
Впрочем, мои указания были излишними — Юлька сама отлично знала, как надо дергаться. И мы втроем погрузились в «пучину разврата». Точнее, с разгону вперлись в нее на Юльке, как на горячей кобылке.
Так под моим руководством и с Юлькиной
«Менаж», которого год назад страстно жаждала женщина-змея из ресторана и даже готова была выложить за него кругленькую сумму, состоялся. Только оплатил развлечение я; Юльке было немного любопытно, но в целом она выполнила рутинную работу; а Гену, как всегда, не поймешь. Во всяком случае, твердого «нет», как когда-то, он не заявил.
— Понравилось? — спросил я, когда мы по окончании оргии вышли на улицу.
— Нормально… — ответил он.
Ранние осенние сумерки уже скрадывали силуэты блочных параллелепипедов. Я предложил новоиспеченному самцу:
— Хочешь, пойдем пива попить?
Он молча кивнул.
В баре я внимательно взглянул на него и подумал: он уже наверняка похоронил то, что с ним произошло получасом раньше. Гений безразличия, Рембо безмятежности! Мне бы такие замечательные свойства характера. Мы допили пиво и вышли на воздух.
Волоча ножку, бочком к нам подкатился ослабленный человечек. Запах перегара исходил от него послойно. Очи блуждали, гниловатый рот подергивался. Но, приободрясь, незнакомец собрался с мыслями и задал свой онтологический вопрос бытия:
— Мужики, щас утро или вечер?
— Вечер, — без колебаний ответил я.
Человек удовлетворенно кивнул, будто и не ожидал другого ответа. Действительно, утро наше уже далече… И запойный пешеход снова заколбасился по своим неотложным делам захмелиться.
Генка не приостановился для беседы с заплутавшим во времени гражданином, а, напротив, ускорил шаг и ушел вперед. Когда я догнал его, он поспешно и тихо спросил:
— Ну, насмотрелся на моего папаньку?…
15
В своем повествовании я остановился лишь на узловых событиях, отказываясь от описания многочисленных эпизодов, не гальванизируя в памяти нюансов. Незачем перекармливать воспаленное воображение слабеющих рукоблудов. Оно, подобно пучеглазой цихлазоме, тычется в аквариумное стекло, силясь различить за ним нечто . Но, как и рыба, совершенно неспособно существовать вне своего искусственного мирка.
«Как медленно ползет ужасная улитка — время», — сказал Генрих Гейне. Вероятно, в его век так оно и было. Но нынче…
Я просматривал заметки в своем тайном секс-дневничке. Они зашифрованы и темны для непосвященных. А за калейдоскопическим мельканием условных
И маргиналка Танечка с пухлыми губами порнозвезды, не по своей воле совершившая феноменальный полет с девятого этажа. Феноменален он был тем, что, учитывая высоту, остался почти безнаказанным для Танечки — так, пара переломов, сотрясение всего, что еще можно было сотрясти в ее головке. Уже через шесть месяцев Танечка вернулась в строй и по-прежнему исправно несла трудовые секс-вахты.
И главный бухгалтер крупной фирмы Елена Федоровна. После напряженнейшего дня, заполненного дебетами-кредитами, она как никто раскрепощалась в постели, пускаясь во все тяжкие.
И голубоглазая русалка Олечка, имеющая неординарные мазохистские наклонности.
И стрип-танцовщица Вика, горячая почитательница фаллоимитаторов.
И некая приезжая девица из Архангельска, похожая не снеговика — глубоко посаженые угольки глаз, нос морковкой.
И прочие, прочие… Порой все они казались мне умалишенными. Как, вероятно, и я — им.
И ежемесячно среди этих иероглифов находилось место для буквы Г. Последняя запись с этой буквой гласила: «15–16 авг. Г. З пет. Черта!» Да, черта уже была подведена…
А однажды появилась та, которая отсрочила ад. И больше не понадобились никакие секс-дневнички с их иероглифами. Это было хоть и недолгое, но счастье. И я понял, что прежде искал его там, где найти невозможно. Но я ни о чем не жалею, потому что…
Потому что однажды из-за дальних домов по всему горизонту, от края до края, наплывала лиловая тьма. Она упаковала во мрак октябрьские красно-желтые деревья на противоположном берегу пруда, кустарник, полуразрушенный каменный спуск к воде.
Наконец, гигантская туча закрыла солнце. Небо теперь являло странную двойственную картину: сжимающаяся, подобно шагреневой коже, прозрачная голубизна и агрессивная, прущая, всеохватная тьма. А разделяла их яркая золотая полоса, результат последних усилий солнца.
И тут я понял, что не нужны мне ни безмятежная голубизна, ни фиолетовый мрак. А нужна лишь эта недолговечная полоска, уже бледная, исчезающая. Я увидел то, что хотел, — этого достаточно. И пусть земля вновь станет безвидна и пуста.
16
Не так давно я случайно встретил в автобусе Надю. Она ехала со своим ребенком и родственницей — симпатичной толстухой Катькой. Катька меня заметила и зашептала на ухо Наде. Та улыбнулась тенью прежней улыбки и отвернулась, чтобы не здороваться. Нормальная молодая женщина.
Генке удавалось косить от армии два года. Его прихватили во время милицейско-военкоматовской облавы на овощебазе, где он подрабатывал на разгрузке вагонов. Служит недалеко от города.