Отступники Старого мира
Шрифт:
— Прошу… — старик поморщился, — давайте, пожалуйста, обойдёмся без восторгов и просто проведём время в беседе с интересными людьми.
Я еле удержался от вопросов. Карру Шолла был ещё одной местной знаменитостью, которая, пожалуй, затмевала даже Менаги. Всё лучшее и наиболее прогрессивное здесь было его заслугой. До меня доходили слухи, что Масштабное Освоение предполагалось провести, построив кучку станций, вроде «Зари», только ещё экономичнее, если не сказать беднее. Но когда Шолла, успевший зарекомендовать себя в Лакчами, был назначен на проект главным архитектором, планы преобразились. Повсеместная электрификация, недоступная на тот момент большинству городов, полноценная клиника и общежития, амбициозная ферма — всё это были его идеи. Да весь «Январь» — город среди бескрайних снегов — был бы одним большим складом с парой бревенчатых бараков, если бы Шолла не продавил своё видение на совете благородных семей.
Я никогда не встречал его раньше, но ни о ком другом до Менаги здесь не говорили так много. В изумлении я сел на стул, затаив дыхание и приготовившись ловить каждое его слово. Но я совершенно не ожидал, что главный архитектор Антарты окажется простым человеком из плоти и крови, а не демиургом, создающим новые миры.
Когда я только прибыл на континент, белая пустыня произвела на меня гипнотическое впечатление. Это и неудивительно, учитывая, что в Лакчами снег бывает только на далёком севере или высоко в горах, а я не был ни там, ни там. Мне казалось, что здесь ничего невозможно возвести. Конечно, здания «Января» не могли сравниться с усадьбами благородных семей, в которых я провёл своё детство, или дворцами на городских площадях. Но и эти кирпичные постройки, вместе с завораживающими синхронностью движений ветряками, казались магическими, созданными руками не людей, но сверхсозданий, вроде бога Ракни — покровителя здешних рабочих.
Из оцепенения, вызванного этими образами и воспоминаниями, меня вырвали слова Карру Шоллы:
— Мы вместе с юным Маифом обсуждаем всю эту суету последних дней. Как вам, Ашвар, новый амбициозный проект колоний по поиску новых месторождений?
Переход от моих мыслей к повестке дня был настолько быстрым, что я не сразу нашёлся, что ответить. Впрочем, нужные слова мне подсказало собственное воодушевление.
— По-моему, это прекрасно, господин Шолла! — ответил я, отпив немного кофе. — Нам всем в последнее время не достаёт уверенности в завтрашнем дне. Новые месторождения это обеспечат. Больше топлива — больше бюджет. Колонии смогут нанять больше рабочих, мы увеличим объёмы торговли и здорово улучшим здесь жизнь.
Мои собеседники переглянулись.
— Я вижу, вы полны энтузиазма, юный Ашвар, — сказал Шолла с лёгкой улыбкой, — это естественное и полезное качество для вашего возраста. Пожалуй, то, чего не хватает господину Маифу. Как и оптимизма. Впрочем, мы оба в этом грешны.
— Что Вы имеете в виду? — с недоумением спросил я.
— Я считаю, что они ничего не найдут, — ответил Маиф, — во всяком случае не так много, как нам всем хотелось бы.
Что-то в этом парне раздражало меня. Я подумал, что дело в его несколько шепелявом произношении.
— Почему? — спросил я.
— Я не знаю в точности, что происходит на инструктаже, — продолжил Маиф, — не знаю, чем руководствуются новые экспедиции, но вы помните, Ашвар, чем закончились предыдущие поиски?
— Нет, — неуверенно ответил я, — припоминаю, что поток инвестиций уменьшался, но я не вдавался в подробности. Я прибыл в Антарту, когда экспедиции уже были остановлены.
— А почему поддержка колоний сокращалась?
Мне не нравились эти расспросы. Маиф навевал на меня тоску.
— Не знаю. Кажется, на рынок начала активно проникать нефть с Мелаи. Благородные семьи вроде проявляли к ней интерес.
— Дело было не только в рынках, — сказал Маиф, — в последние годы новые экспедиции всё реже обнаруживали месторождения. В последний год разведки восемь полноценных, дорогих поисковых команд не нашли вообще ничего. Лакчами потратили огромные деньги, чтобы просто увидеть, как их заносит снегом.
— Ну и что? — мне хотелось ему противоречить, хотя всё это звучало знакомо, и я догадывался, к чему он ведёт.
— Методика не изменилась, Ашвар. Во всяком случае, насколько мне это известно. Господин Менаги вкладывает очень большие суммы в поиски, которые, вполне вероятно, закончатся ничем. Нам нужно тратиться не на сами экспедиции, а на изменение всего подхода к поиску топлива.
— Откуда вам знать, что методика не верна? — парировал я. — Со всеми случаются неудачи. Ведь, до того как поисковые группы стали возвращаться ни с чем, разведка проводилась по той же схеме. И на этой методике стоит «Январь», стоит вся Антарта.
— Юный Маиф, — вмешался Шолла, — утверждает, что он был студентом у профессора Укши. Справка, с которой он выпустился, это подтверждает. Вы знаете, Ашвар, кто такой профессор Укша?
Разумеется, я знал. Он был отцом всего Масштабного Освоения. Во время моей учёбы нам все уши про него прожужжали. Этот человек проделал огромную работу, анализируя известные данные по Антарте. Он смог вычислить геологические признаки, по которым в этом краю можно было отыскать топливо.
— Да, знаю, — ответил я.
— Так вот, — продолжил Шолла, — Маиф был настоящим фанатом профессора и перечитал все его работы. И, что самое интересное, он утверждает, что нашёл в них ошибки.
— Ошибки? — подобное заявление было сродни богохульству. Профессор Укша обладал непререкаемым авторитетом в научных кругах.
Маиф достал из куртки блокнот и карандаш.
— Чтобы не вдаваться в подробности… — он начертил на листе бумаги линию, — представьте, что эта линия представляет собой все месторождения топлива в Антарте.
— Хорошо.
— А теперь… — он провёл ещё одну линию, которая вплотную прилегала к первой. Получалась одна жирная черта. — Эта линия — признаки, которые выделил профессор Укша. По ним мы находим месторождения. Во всяком случае, так обстоят дела, следуя логике профессора.
— Это понятно, линии совпадают.
— Но мне кажется, что дело, на самом деле, обстоит вот так… — Маиф провёл ещё одну линию в стороне, — это у нас месторождения. А это… — он начертил кривую, которая совпадала с новой линией лишь на некотором протяжении, а потом уходила вбок, — признаки профессора.