Отсюда и в вечность
Шрифт:
Они встали из-за стола, с трудом протолкались к двери и остановились у выхода, чтобы закурить. На противоположной стороне переулка ярко горели неоновые огни кафе «Голубой якорь». На тротуаре толпились солдаты из Скофилда.
— Красиво, — сказал Прюитт. — Мне всегда нравились неоновые рекламы. Я люблю стоять на углу улицы и смотреть вдоль нее на огни реклам.
Уорден промолчал.
— Хотелось бы мне вернуться в роту, — проговорил Прюитт. — Очень хотелось бы, только не такой ценой, как ты говоришь.
— Тебе не придется сидеть в тюрьме положенный срок
— Спасибо на добром слове, — ответил Прюитт.
— Ты бы лучше не ходил в «Голубой якорь» и вообще в эту часть города, — сказал Уорден. — После окончания учений в городе все время проверяют увольнительные.
— О’кей. Спасибо. До свидания.
— До свидания.
Уорден перешел улицу и направился к «Голубому якорю», а Прюитт свернул за угол и пошел к центру города. Никто из них даже не оглянулся.
Прюитт хорошо запомнил все, что сказал Уорден о шансах на благополучный исход дела. «Ничего себе… — подумал он. — Если только начнется война…»
На одном из перекрестков Прюитт столкнулся с Родесом и Нэйром. Обнявшись и пьяно покачиваясь, они подошли к нему и предложили выпить по рюмке виски.
— Мы только что из «Ритца», — счастливо улыбаясь, сказал Нэйр, когда они подошли к бару. — Там не так роскошно, как у мадам Кайпфер, но это мне и нравится.
— Я ходил в «Ритц» раньше, до того как перевелся в седьмую роту, — ответил Прюитт. — Там действительно хорошо.
— А когда ты собираешься вернуться? — спросил Нэйр, выходя из бара.
— Не знаю, — ответил Прюитт. — Мне еще пока не надоела вольная жизнь.
— Жаль, что у меня не хватает смелости сбежать в самоволку, — мечтательно произнес Родес. — Да и денег нет.
— А здорово сегодня было в «Рптце»? — пьяно улыбаясь, сказал Нэйр.
Родес рассмеялся.
— Пошли-ка лучше еще выпьем, — предложил он и, когда Прюитт наотрез отказался, взял Нэйра под руку и потянул за собой.
— До свидания, Прю. — Нэйр дружески хлопнул Прюитта по плечу. — Увидимся, когда вернешься. Жаль, что ты не хочешь идти с нами.
Прюитт посмотрел вслед удалявшимся друзьям. Неожиданно острый приступ злости охватил его. Ему захотелось избить первого же попавшегося под руку человека.
Когда Нэйр и Родес исчезли из виду, Прюитт свернул в переулок и, вместо того чтобы пойти к остановке автобуса, направился к «Ритцу».
Публичный дом был переполнен, и Прюитту пришлось довольно долго ждать, пока он увидел Жоржетту. Руки у него стали влажными от пота, лицо покраснело, в горле будто застрял комок. «Наплевать на все, наплевать», — думал он.
Жоржетта стояла в центре огромного зала и с кем-то разговаривала. когда Прюитт подошел к ней и взял за руку. Узнав его, она сразу увела его в свободную комнату, чтобы расспросить, что случилось и почему он пришел сюда. Сначала она смутилась, потом смущение прошло…
Когда он протянул ей деньги, Жоржетта засмеялась и отказалась взять их. Он не уступал, и тогда она, изменившись в лице, взяла деньги.
Вернувшись
Когда он утром встал и вышел в кухню, чтобы умыться с похмелья, Альма уже сидела за столом и пила кофе. По ее холодному взгляду он понял, что Жоржетта уже обо всем ей рассказала вчера или сегодня утром. А ему так хотелось сделать это самому, но уж слишком много вчера он выпил.
Альма ничего ему не сказала, ни сразу, ни потом. Она не устроила ему скандала, наоборот, была вежлива и даже нежна с ним. Она улыбалась, спокойно разговаривала, и у Прюитта не хватило духу самому начать разговор.
Альма так и не заводила разговоров о его посещении «Ритца». Она была нежна с ним, как никогда раньше.
Жоржетта относилась к нему по-прежнему. Она не стала оставаться дома чаще, но и не уходила, как бывало раньше, когда чувствовала себя обиженной. Каждое утро они собирались за столом в кухне, завтракали и дружески болтали. Одним словом, это была одна, дружная семья.
Именно в эту неделю Прюитт переписал по памяти первые куплеты своей песни и продолжал работать над ней дальше.
Однажды вечером, роясь в столе в поисках бумаги, он заметил, что Альма взяла оттуда все свои деньги, но пистолет остался.
Прюитта не обидело то, что его лишили денег. Ведь все равно идти ему было некуда. Зато доступ к бару был открыт, и он часто напивался. Альма ни разу не упрекнула его за это, ни разу не потребовала от него уйти, как это случалось раньше.
Так прошла неделя.
Неизвестно почему — либо потому, что Альма была молчалива и вежлива с ним, либо но каким-то другим причинам — Прю пришла в голову мысль, что Альма, наверное, была бы не прочь выйти за него замуж, пока не произошел тот случай в «Ритце». И сейчас он чувствовал себя, как жених, которому невеста вернула обручальное кольцо.
Один или два раза они вступали в горячий спор но пустякам. И хотя начиналось дело с мелочей, потом вспоминались все обиды. Прюитт ни разу не уступил. Чаще всего успех ему приносила угроза немедленно уйти из дому. Она действовала неотразимо, хотя осуществить ее у него не хватило бы духу.
Глава сорок девятая
В тот знаменательный день Уордену не пришлось вставать рано. Он просто не ложился спать совсем.
После того как в половине десятого Карен ушла домой, он отправился в «Голубой шанкр», рассчитывая, что там встретит Прюитта. Карен расспрашивала его о Прюитте, и они долго говорили о нем. Прюитта Уорден в «Голубом якоре» так и не встретил, зато увидел там Пита и Чоута, отмечавших отъезд Чоута в штаб гарнизона. Они уже успели побывать в нескольких публичных домах и даже у мадам Кайпфер. После закрытия «Голубого якоря» все трое и бармен сидели в служебной комнате и играли в покер. Ставка была небольшой, и игра шла скучно.