Отвага (Сборник)
Шрифт:
Ехавшие впереди Куликов и Усман вполголоса вели между собой разговор, до Саши долетали лишь отдельные фразы:
— И каких же змей ловит Раджаб?
— Здесь водятся гюрза, кобра…
— Ого! Давно он этим занимается?
— Лет пятнадцать.
— Старожил, выходит…
Свернули направо — тропа как-то сразу кончилась, и они выехали в относительно ровную лощину. Сразу бросился в глаза круглый, обложенный со всех сторон камнями колодец, над которым на столбиках возвышалась ветхая крыша, предназначенная, очевидно, для того, чтобы защищать его от песчаных заносов. Неподалеку стояла палатка, выцветшая, с прорванным в одном месте брезентом. Возле нее чернело некоторое подобие очага, сооруженного из камней; тут
Усман слез с лошади и сразу направился к колодцу. Взял стоящее сбоку старое, помятое, немало послужившее на своем веку ведро с привязанной к дужке веревкой; аккуратно перебирая веревку руками, начал спускать его вниз — в прохладно чернеющий провал. Опускал он, как показалось Саше, очень долго. Наконец где-то далеко внизу раздался легкий шлепок — ведро коснулось воды. Усман слегка подергал веревкой — зачерпнул. Упершись ногами, с усилием начал тянуть ведро наверх. Вытащив его, поставил на камень. Обернулся к Саше и жестом пригласил его: давай ты первый. Никак не ожидавший этого Саша смутился. В следующее мгновение он подумал, что Усман просто жалеет его — вот и предложил первым напиться. Конечно, жалеет. Как слабосильного. Мысль была оскорбительная. Первым побуждением Саши было отказаться, но он слез с лошади и подошел к колодцу. Опустившись на одно колено, чуть наклонил ведро. О, какой благословенный вкус имела вода! И как ее было много! Не надо считать глотки и терзать себя сомнениями, что в следующий раз не сможешь напиться… Оторвался, перевел дух — и снова прильнул к ведру. Наконец поднялся и отошел в сторону, вытирая ладонями мокрое лицо и счастливо улыбаясь. Вот теперь совсем другое дело. Теперь можно жить!
После того как напились все, Усман вылил оставшуюся воду в небольшое каменистое углубление, подвел к нему лошадей, которые, тоже начали жадно пить, а сам тем временем снова стал опускать ведро в колодец.
— Что-то не видно твоего Раджаба, — сказал Куликов, оглядываясь по сторонам.
— Скоро придет, — сказал Усман с такой уверенностью, словно сам отпустил этого Раджаба по каким-то делам и точно знает, что он с минуты на минуту должен появиться.
— А где он может быть?
— На охоте, где же еще!
«О какой охоте он говорит? — с удивлением подумал Саша. — На кого можно охотиться в этой пустыне?»
Они не успели еще толком устроиться, когда со стороны заходящего солнца, отбрасывая впереди себя огромную продолговатую тень, появился человек с длинной палкой через плечо, к концу которой был привязан мешок. Саша почему-то представлял себе Раджаба крупным, мускулистым — это ведь не шутка с гюрзой или коброй управиться, — а перед ними появился человек лет сорока, узкогрудый, с продолговатым сухощавым лицом, на котором выделялась узкая полоска жиденьких усов; одет он был в серую рубашку, с закатанными по локоть рукавами, в простые матерчатые штаны и старые туфли; помятая шляпа с обвислыми полями использовалась, видимо, не только по своему прямому назначению, но и в случае нужды в качестве подушки.
Подойдя к ним, Раджаб бережно опустил мешок. Как старого знакомого обнял Усмана, сказал ему что-то ласковое на ухо. Затем, прижав руку к груди, поздоровался с Куликовым и Сашей. Кажется, он совсем не удивился ни появлению чужих людей, ни тому, что они успели похозяйничать в его лагере. Внимательными, чуть улыбающимися глазами он смотрел на них, и весь его вид целый день работавшего на солнцепеке и, наверное, порядком уставшего человека излучал доброту и радушие.
Усман спросил:
— Как сегодня охотился?
От уголков глаз Раджаба разбежались мелкие морщинки:
— Ничего. Восемь змей поймал.
Саша проследил за его взглядом и тут только обратил внимание, что лежащий на песке мешок шевелится, словно живой. Несмотря на жару, холодные
«Так вот, оказывается, какой охотой он занимается!»
А Раджаб добавил:
— Бывают дни лучше.
— А посмотреть хоть одну можно? — спросил Саша, испытывая какое-то детское любопытство. — Я никогда не видел гюрзу.
— Конечно, можно, — ответил Раджаб.
Присев на корточки, он начал развязывать мешок.
Не ожидавший такого быстрого согласия, Саша с некоторой опаской поинтересовался:
— Случаем, не бросятся на нас? — Нет, они у меня смирные.
Развязав мешок, Раджаб сунул туда палку с приделанным на конце проволочным крючком, поворочал ею немного и выдернул что-то длинное, извивающееся, а другой рукой сразу же закрутил конец мешка. Соскользнув с крючка, змея с угрожающим шипением упала на песок. Раджаб не успел убрать в сторону палку, и она быстрым, точным ударом клюнула ее. Посмотрев на кончик, где появились две янтарные капли яда, Раджаб покачал головой и укоризненным тоном, каким говорят с маленькими провинившимися детьми, произнес:
— Ах, глупая, глупая! Так ведь и зубы можешь сломать. А тебе еще жить надо, приносить людям пользу.
— Это гюрза? — немного охрипшим от волнения голосом спросил Саша.
— Она самая, — ответил Раджаб. — Сегодня удалось поймать еще двух кобр. Где же вы у меня там спрятались? — заглядывая в мешок, он вновь начал ворошить там палкой. — Ага, вот одна! Ну-ка, голубушка, давай выбирайся на свет — пусть люди полюбуются тобой…
С привычной ловкостью он извлек кобру. Упав на песок, змея мгновенно поднялась столбиком и раскрыла капюшон: расширила шею и верхнюю часть туловища — так и застыла, похожая на изваяние; кожа ее, состоящая из множества ладно подогнанных чешуек, отливала глянцем, бусинки глаз смотрели пристально, немигающе, плоская головка была украшена темно-янтарными многоугольниками — в ней было что-то царственное, неприступное.
— Хороша, а? — с нескрываемым восхищением сказал Раджаб. — Думаете, она собирается нападать? Эх-хе! Зачем ей это нужно. Просто пугает: меня не тронете, и я вас не трону. Есть люди, которые считают, что змеи — это что-то нечистое, относятся к ним брезгливо, с отвращением. Глупости! Не верьте им. Я вам так скажу: змеи на редкость симпатичные, добродушные существа.
— Даже самые ядовитые? — удивился Саша.
— Конечно.
— Но ведь они же в некотором смысле… ну, в общем, нападают на людей…
— Первыми — никогда! Понимаешь, змея боится человека и потому не осмеливается на него нападать. Но если тронешь ее — тут она, конечно, спуску не даст. Недавно в райцентре был случай. Приехала бригада строителей. Идут по дороге. Вдруг откуда-то сбоку — гюрза. Им бы переждать, пока она уползет, или обойти ее стороной, да среди них нашелся один бойкий парень, хвать по ней лопатой и перерубил пополам. Ну, вроде бы убил, теперь опасаться нечего — все осмелели, подошли поближе, чтобы разглядеть ее как следует. А тот, что с лопатой, взял да и ногой перевернул половинку змеи, где была голова. А змея-то оказалась еще жива, дернулась и цоп его за носок. Парень обут был в кирзовые сапоги, не особенно испугался, даже со смехом сказал: «Ишь ты, какая бойкая! Осталась от тебя всего лишь половина, а туда же — лезешь кусаться!» И — опять ее сапогом. Она клюнула его еще раз, вытянулась и затихла. Постояли возле нее немного, подивились — и пошли дальше. Метров через сто тот парень, с лопатой, останавливается и говорит: «Что-то мне худо, ребята!» Сам бледен как мел, лицо в испарине, руки дрожат… Да-а! Ну, товарищи еще посмеялись: это у тебя, дескать, от излишней храбрости. А парень-то уже и совсем на ногах держаться не может, упал на песок, глаза закатились, и по телу — судороги. Тут уж все поняли, что случилось неладное. Начали возле него хлопотать. Сняли сапоги, глядят, а на правой ноге — две ранки…