Отвага (сборник)
Шрифт:
— Пожалуйста, товарищ майор.
— С охотой к нам едете?
Я пожал плечами и решил быть откровенным:
— Служить где-то надо.
— Надо, — кивнул замполит. — Это верно: служить надо. И, как говорится, не за страх, а за совесть.
Минут через сорок мы были на месте. Лодка подошла к добротно сооруженному бревенчатому причалу на просмоленных сваях, солдат-рулевой выключил мотору замполит успел выбраться на причал первым, принял у меня чемоданы, протянул загорелую, не грубую, но очень сильную руку:
— Прошу.
Мне было как-то неловко «держаться за ручку», и я почувствовал, что чуть-чуть покраснел:
— Спасибо. Тут чепуха, я сам.
— Ну,
Лодка качнулась, скребнув бортом по бревну, отошла от причала почти на полметра, и, если бы я не ухватился за руку замполита, бултыхаться бы мне через секунду в воде.
Нет, я не хочу возводить этот микротрагикомичный эпизод в ранг символа, но теперь, когда я «разменял» второй год офицерской службы, хочу сказать, что все время чувствовал руку майора Колодяжного — главным образом, разумеется, в переносном смысле…
От причала через голый каменистый бугор уходила в глубь темного леса тропка.
— Вот по этой тропочке, Александр Иванович, и шагом марш! — весело сказал Колодяжный. — Чемоданчик один разрешите?
Я не разрешил. Я сказал: «Извините, мне удобней, когда в двух руках», — и он не стал настаивать; я и в дальнейшем не раз убеждался, что он умеет если не читать, то с очень большим приближением угадывай чужие мысли.
— Тут у нас, конечно, и шоссе есть, и подъезды, и запасные пути, — продолжал замполит, идя чуть впереди меня, — но мы обычно, особенно летом, пользуемся рекой — приятней, да и горючего расходуется меньше. Зимой — другое дело, а сейчас — благодать.
Тропка виляла среди древнего кедровника, мимо отшлифованных дождями и ветрами камней, мимо поваленных старых деревьев, мимо замшелых пней, заросших разлапистыми, как пальмы, папоротниками.
— Рыбалка у нас отменная, — не без гордости сказал вдруг Колодяжный. — Даже зимой.
— Во время полярной ночи?
— Формально у нас тут полярной ночи не бывает, но фактически… До зимы недолго — сами все увидите. Мне, между прочим, северное сияние один раз довелось наблюдать. Картина непередаваемая! Специалисты говорят, что в наших краях это редчайшее явление. Но мы, как видите, себе устроили. — Колодяжный мотнул головой куда-то вверх: — Попросили там в порядке исключения после отлично проведенного боевого дежурства. И нашу просьбу удовлетворили.
Не знаю, как насчет северного сияния — мне его видеть пока не доводилось, а вот картина, которая минут через десять открылась передо мной, была действительно изумительной. Мы поднялись по тропке на пригорок, прошли между деревьями еще метров двести — и тут я увидел… Представьте себе небольшую поляну, всю залитую золотым светом солнца, стерегущие ее со всех сторон огромные кедры и ели и среди этих кедров и елей — чистенькие, аккуратненькие одноэтажные здания с красными крышами, спортивную площадку с полосой препятствий, дымок над кухней, здание клуба… Не военный городок, а миниатюрный дачный поселок.
— Огневой отсюда не видно, — сказал Колодяжный, когда я остановился в изумлении, — а станции, если посмотреть отсюда повнимательней…
Станции я уже увидел сам. Спецмашины стояли среди деревьев под маскировочными сетками в неглубоких капонирах и, если как следует не приглядеться, были почти неразличимы, только в одном месте поднималась над кедрами антенна.
В армии свои железные законы, основанные на общевоинских уставах вооруженных сил. Так вот, согласно одному из этих уставов, а именно Уставу внутренней службы, по прибытии в часть мне надлежало представиться командиру части, в данном случае командиру дивизиона, его заместителям, потом — командиру подразделения, то есть командиру стартовой батареи.
Вроде бы просто формальность, правую руку к виску: «Товарищ полковник (подполковник, майор, капитан)! Представляюсь по случаю…» — и так далее, как положено. Но скажу откровенно: чем больше я служу, чем больше сталкиваюсь с требованиями уставов на практике, тем чаще вспоминаю нашего училищного Пал Палыча (полковника Горбунова), который, кроме всего прочего, вел у нас курс общевоинских уставов и который любил говаривать: «Каждый устав — это сплав целесообразности, гармонии и поэзии: в них все продумано, ничего лишнего, в любой статье — определенная разумная идея и глубочайший смысл, выработанные, проверенные и закрепленные годами мирной и фронтовой службы войск… Начнете служить, товарищи будущие офицеры, — убедитесь в этом сами». Теперь я думаю: если бы не было уставной церемонии представления или прими меня тогда подполковник Мельников не так, как требует устав и как он меня принял, многое, может быть, могло бы сложиться по-другому.
Всю иерархическую лестницу от командира дивизиона до командира стартовой батареи я прошел за полчаса максимум. Дело облегчилось тем, что в кабинетике у подполковника Мельникова как раз находились все его заместители, в том числе и майор Колодяжный, а командир стартовой батареи капитан Лялько, к которому я пошел потом, только что закончил занятия с командирами расчетов и сидел у себя в канцелярии.
Древняя армейская истина гласит: командир не невеста, его не выбирают (между прочим, как и родителей, и сходство это весьма символично), но, несмотря на это, подполковник Мельников мне понравился.
Когда я вошел в его кабинет, я сразу почувствовал, что сделал это не вовремя: у командира дивизиона шло какое-то деловое совещание. Неловко сейчас говорить, по я тогда подумал, что он меня турнет. Отступать же было поздно. Я громче, чем требовалось, щелкнул каблуками:
— Товарищ подполковник! Лейтенант Игнатьев…
Нет, он меня не турнул — совсем наоборот: поднялся, выслушал мой доклад, потом вышел из-за стола, протянул руку:
— Рад вашему прибытию. Телефонограмма была, так что порядок. Взвод принимайте завтра у прапорщика Гущина. Сегодня отдохните с дороги и осмотритесь. Относительно жилья, поскольку вы холостяк, — офицерское общежитие. — Мельников вернулся к столу, приоткрыл лежавшую там папочку. — Дом два, комната тоже два. Там три койки. Одна — ваша. Дежурный даст провожатого — на всякий случай: заблудиться тут невозможно. Если только в тайгу свернуть. Кстати, майор Колодяжный доложил мне, что вы спортсмен, шахматист. Это очень хорошо. Думаю, что служба у вас пойдет нормально.
Скрывать не буду: такая встреча меня обрадовала и ободрила.
Понравился мне командир дивизиона и внешне. Мы, лейтенанты, только что выпущенные из училища, иногда думаем, что подполковник не может быть не солидным как в смысле возраста, так за редким исключением… э-э… и в смысле фигуры. Валерий Федорович Мельников полностью опроверг эту, казалось бы, аксиому. На вид он был, может быть, всего лет на пять старше меня, и, как выяснилось потом, ошибся я ненамного: подполковнику Мельникову шел только тридцатый, а звание свое он получил досрочно — за успешное испытание и освоение комплекса, которым был теперь вооружен дивизион. Рост — средний, черноволос, чернобров, на смуглых щеках румянец никогда не курившего человека. А на тужурке слева — первая в ряду — вишневая, с серой полосой посередине планка ордена Красной Звезды. Это тоже что-нибудь да значило!