Отвага (сборник)
Шрифт:
— Напишите мне, — сказала Рина. — Адрес же знаете.
— Точно! — обрадовался Борис. — Ты ей напиши, и я ей напишу. И она перешлет нам наши адреса. Ты нас, Риночка, выручила. Гениальная до простоты идея! Спасибо!
— Пожалуйста.
— Договорились, Игнаша?
— Хорошо, договорились.
— Да, кстати! — воскликнул вдруг Ивакин. — Ты репеллентами запасся? «Тайга» или еще что-то, кажется, есть… Там же небось комарья!..
— Запасся!
Рина язвительно усмехнулась:
— Ему репелленты не нужны — он толстокожий. — Она отвернулась, а я фактически пропустил ее едкое замечание мимо ушей — надо было поторапливаться. А оно, это замечание,
Я пожал отцу руку и не оглядываясь побежал пристраиваться в хвост очереди на посадку. Все!.. Не помню, когда, но, кажется, уже в самолете я принял твердое решение не сообщать своего адреса для передачи Борису и вообще — забыть о ней навсегда. Забыть! Забыть! Забыть!
У меня был ее портрет, я сделал его акварелью, по памяти. Похожа она не очень. Я хотел перед отъездом подарить этот рисунок Рине, но, как и следовало ожидать, в самую последнюю минуту позорно струсил. Конечно, она взяла бы его, наверное, даже поблагодарила бы. Но стоил ли ее этот портрет? Едва ли. А мне он здесь будет очень нужен! Очень! Нет, я не повешу его над изголовьем своей холостяцкой койки — пусть он лучше лежит в чемодане: я не хочу, чтобы его видел Гелий Емельянович Нагорный. Я буду смотреть на него, когда станет совсем невмоготу…
Светящиеся стрелки часов, переведенных на местное время, показывали пять. Еще верных полтора часа я мог поспать, но… Правильно: я так и не уснул — я стал рисовать себе, как буду принимать взвод, как прапорщик Гущин, которого я видел вчера только мельком, представит меня личному составу, как я буду знакомиться с командирами расчетов. Передо мной открылась вдруг солнечная поляна среди векового кедровника, окопы установок под маскировочными сетками, зеленый округлый холмик над укрытием, строй моих — МОИХ! — солдат неподалеку, я перед ними…
— Здравствуйте, товарищи!
— Здравия… жлаем… варищ… лейтенант!
НАЧИНАЮЩИЙ ЛЕЙТЕНАНТ
И вдруг я услышал, как где-то запел петух. Самый настоящий, самый обыкновенный горластый петух!
— Во батуринский петя надрессировался! — хохотнул Нагорный. — Как в дивизионе подъем — и он во весь голос трубит. Хоть часы проверяй. Будто в деревне живем. Сергей! Нажми-ка там выключатель. Наш начинающий лейтенант, по-моему, уже проснувшись — не побеспокоим.
Щелкнул выключатель, и в очень ярком от неожиданности свете я увидел их обоих — и Нагорного и Моложаева. Моложаев — обыкновенный парень, похоже — мой ровесник, белобрысый, коренастый.
— Па-ад-дъем! — глядя на меня, завопил Нагорный.
— Слышу, — сказал я. — Не глухой, кажется.
— Как спалось на новом месте? — спросил Моложаев, и теперь я увидел его глаза — голубые-голубые. — Судя по некоторым данным — плоховато.
— Точно.
— Неделька, брат, верная пройдет, пока ваши внутренние часы перестроятся. — Моложаев пружинисто поднялся, подошел ко мне, протянул руку: — Лейтенант-инженер Моложаев. Сергей.
— Александр, — ответил я и быстро поправился: — Лейтенант Игнатьев. — Надо было что-то сказать еще, и я спросил: — Спортгородок тут далеко?
У меня совершенно вылетело из памяти, что вчера днем я сам видел этот спортгородок рядом со столовой и еще пожалел, что наше общежитие не внутри городка — тогда можно было бы каждый день выкраивать себе полчаса на утреннюю физзарядку.
— Далековато, почти возле самой позиции.
— Дождь, какой сейчас к черту спортгородок! — добавил Нагорный. — Я, конечно, сам по утрам при случае зарядочкой не брезгую, поскольку надо держаться в форме и не отращивать штабную грудь. Только не в городке, а на подножном корму, рядом с домом. А сегодня — в такую погоду? Бр-р!.. Предпочитаю поскакать тут, не отходя от кассы.
Мне тоже не очень хотелось идти на улицу, под дождь, и там делать физзарядку. Но именно потому, что не хотелось, я решил пойти, и еще — назло Нагорному.
— Погода — чепуха! — Я повернулся к Моложаеву: — Вы как, Сергей? Составите мне компанию?
Убей меня бог, но не могу я с малознакомым человеком быть на «ты»! А ведь некоторые сразу, со второго слова, «тыкают». Только для Нагорного я сделал исключение, поскольку, как говорят дети, он «начал первый».
— Поддерживаю! — сказал Моложаев.
— Ну вот и подобралась к сапогу пара, — добродушно ухмыльнулся Нагорный. — Вы оба ненормальные. Честное слово!
Да, на улице шел дождь, несильный, но всерьез и, кажется, надолго, в сером небе не было ничего похожего на просвет, и полчаса мы с Моложаевым, разумеется, не выдержали. Так — побегали малость, покрутились немного на перекладине, которая была рядом с нашим домиком (Моложаев сказал, что это он с радиотехниками соорудил), и минут через пятнадцать пошли обратно — как раз в тот момент (от нас было неплохо видно), когда по распорядку дня начиналась утренняя физзарядка и весь дивизион в белых нательных рубахах высыпал из казармы на площадку спортгородка.
Когда мы вернулись, Нагорный заканчивал бриться.
— Как погодка? — спросил он, выдернув из розетки шнур.
— Терпимо, — сказал Моложаев. — Дождь скоро кончится.
— Побачим, какое ты у нас бюро погоды. — Нагорный повернулся в мою сторону: — Ты с Гущиным-то познакомился? Его у нас, между прочим, неофициально генерал-лейтенантом зовут.
— Как?
— Генерал-лейтенантом. От наших девочек-связисток пошло, точнее, от одной… ну… это совсем неважно, от какой. Так вот она, когда в первый день на службу шла, проспала, опаздывала и в проходной с Гущиным — нос к носу. На погоны зыркнула: батюшки мои! — поле чистое и на каждом по две звезды. Козырнула и на всю тайгу: «Товарищ генерал-лейтенант! Разрешите пройти?» Дежурные на проходной, как один, с хохоту попадали. Гущин чуть растерялся от такого пассажа, потом нахмурился, терпеливо объяснил, что он не генерал-лейтенант, а пока всего только прапорщик, предложил ей досконально изучить воинские знаки различия и не бежать сломя голову, поскольку до начала занятий еще «шесть с половиночкой минут»… Но «генерал-лейтенант» так к нему и прилепился. Кстати, в порядке информации к размышлению. О том, что твой взвод считается пока лучшим, я тебе уже говорил. Хочу добавить, что не только лучшим, но и самым оригинальным. У тебя служат, — Нагорный стал загибать на левой руке пальцы, — восходящая звезда зенитных ракетных войск старший сержант Донцов, во-вторых — самый молчаливый человек в дивизионе старший сержант Кривожихин, и в-третьих — ссыльный товарищ, рядовой Броварич.
Я переспросил:
— Ссыльный? Это как прикажете понимать?
— Из училища его отчислили, — сказал Моложаев.
«Н-да, такого мне во взводе как раз и не хватало!»
— За что отчислили? — спросил я.
Нагорный съязвил:
— Полагаю, не за высокую успеваемость и примерное поведение. Так что срочно добывай учебники по педагогике или доставай старые конспекты… Только что ты в них найдешь — не знаю.
Я сидел за столом рядом с прапорщиком Гущиным и рассказывал взводу свою биографию.