Отверженная
Шрифт:
– Что ты себе позволяешь, сморчок?! Это была утка СМИ. Я никогда не увлекался педофилией! Никогда, ясно тебе?? – рычал он на него, словно умалишенный. Я испуганно глянула на охрану – стоят смирно и не шевелятся. Гости, скучая, попивают алкоголь. И лишь парень весело усмехнулся и бросил Коронову:
– Вы преувеличили насчет блондинки, а я насчет вашей репутации. Все в расчете. Что за эмоции? Неужели я так сильно вас задел, господин Коронов?
Не знаю, чем мне так понравился этот парень. Возможно, в стрессовой ситуации человек просто обязан найти менее противный кусок дерьма в общественном
И, естественно, именно в этот момент аукционист решил выключить сопровождающее видео за спиной девушки, тем самым заглушая музыку. Весь чертов зал обернулся в мою сторону, с интересом рассматривая.
– Твои глаза… Они космические! – мило улыбнувшись, самый молодой в зале парень смотрел мне только в глаза, несмотря на провокационный наряд. Подмигнул, слегка оттолкнул Коронова и кивнул головой в знак приветствия: – Максим Абрамов. Приятно познакомиться с такой лишающей голоса красотой!
Я уже открыла рот, чтобы поздороваться в ответ, как тут же поперхнулась. Вибрации, исходившие от одного конкретного человека в зале, действовали даже физически. Я повернула голову к Шакалову и почувствовала привкус горечи на языке и его мысленный посыл: «Только попробуй еще раз высунуться».
Я непонятливо свела брови на переносице, ведь, если следовать логике, так меня купят дороже. Но Шакалов явно моих посылов не разгадал или просто делал вид. Его кулаки сжались, желваки заиграли, и даже в полумраке было видно, как глаза стреляют молниями. Ей богу, если у дьявола есть человеческий облик – это Кирилл Шакалов в порыве едва контролируемой ярости.
– А теперь у нас следующий лот! Товар господина Кирилла Шакалова – девушка с фиолетовыми глазами. Не могу не отметить важный факт, что таких людей всего считанные единицы на земле и все они живут в Египте! – воскликнул аукционист, и я быстро проследовала на сцену на ватных ногах.
Десять мужчин смотрели на меня, словно голодные коршуны. Неприятные, липкие взгляды сыпались со всех сторон, облепляя словно панцирем. Я дышала через раз, забывала глотать и постоянно облизывала губы. Черт… Лучше и вправду быть под наркотиками, чем испытывать реальность в трезвой шкуре.
– Такого не может быть! – воскликнул неугомонный Коронов. – Это либо линзы, либо какая-то операция. Шакалов решил провести нас, как школьников!
– Нет, господин, – тут же переманил его внимание на себя аукционист. – Девушка прошла медицинское обследование. Так что можете быть уверены… К тому же по правилам аукциона после покупки ваш врач может лично осмотреть девушку и удостовериться в честности господина Шакалова.
Коронов сел на место и уставился на меня так, как в последний раз. Его крысиные глаза прошлись по каждой клеточке моего тела, насилуя своей придирчивостью и скрупулёзностью. Да, Кирилл Шакалов тоже смотрел на меня с похотью, но… не так грязно, мерзко и уничтожающе. Мельком встретившись взглядом с Короновым, я увидела там свою смерть: пытки, насилие, извращение. Все это было в ехидной ухмылке еще до того, как он услышал главное:
– Кроме
Удар… Еще удар? Нет, его не было, сердце умерло от стыда, горя и потери. Я просто стояла. Не ощущая ног, рук, времени. Вот парень нажимает на кнопку и включает запись со скрытой камеры из кабинета Кирилла. Вот мой взгляд с испугом падает на него, но мужчина не видит меня – смотрит сквозь. Словно я мебель, вещь, собственность.
Из видео доносятся крики, стоны, мерзкие слова Шакалова. Взгляды в зале становятся все заинтересованнее, грязнее, требовательней. Все словно ждут чего-то, поглядывают на Шакалова и его карман брюк. Но он молча сидит и смотрит видео, словно это не шокирующие кадры, а художественный фильм.
Вдруг осознала, что, нажми он сейчас на кнопку в своем кармане, сошла бы с ума.
Мои глаза опускаются вниз, руки трясутся, ноги подкашиваются, а из глаз текут горючие слезы. Я ведь не смогу быть больше прежней. Никогда. Нет больше Кристины, официантки, есть душевнобольная Черничка, чья-то будущая рабыня.
– Пять тысяч!..
– Десять!..
– Ставлю сразу пятьдесят.
Бесчисленные голоса вокруг фонили, но один я услышала четко – Максима Абрамова:
– Даю двести и хочу забрать ее сейчас же. Неужели вы не видите, что девушке плохо? Ей нужна помощь и полный покой.
Я подняла на него глаза с надеждой и тут же споткнулась о его полный горечи и извинения взгляд. Одними губами парень шепнул: «Все будет хорошо. Выдохни. Я тебя спасу». И я улыбнулась ему. Наверное, только такая откровенная ложь помогала окончательно не потерять себя.
Это был словно лучик надежды, свет в конце туннеля или шанс на менее унизительное будущее. Смотрела только на Максима с надеждой и питалась его доброжелательностью, ведь своих сил не осталось. Он держал контакт со мной, словно знал – оборви его, и моя психика наконец сдастся.
Аукционист уже почти ударил по столу молотком, как Коронов раздраженно выплюнул:
– Даю триста, и заканчиваем эти чертовы торги.
По спине прошел холодок, и я тяжко сглотнула вязкий ком, умоляюще взглянув на Абрамова, минуя абсолютно отрешенное лицо Шакалова.
– Пятьсот, – не подвел меня Абрамов.
– Шестьсот.
– Семьсот… – менее уверенно ответил мужчина, поглядывая на меня с опаской.
– Ставлю миллион, сосунок, и эта шлюха уедет со мной. Вряд ли в свои двадцать пять ты способен наскрести такую сумму! – с усмешкой воскликнул Коронов, а затем с ненавистью посмотрел на меня и буквально выплюнул: – Тебе придется долго отрабатывать деньги, дорогая. И ты даже представить не можешь, что тебя ждет! Ближайшей месяц твоей жизни станет самым ужасным, что ты когда-либо переживала.