Ответ Империи

Измеров Олег Васильевич

— Нет. Это из памяти. Я точно знаю. Значит, в твоей реальности меня и всех троих…

— Ну, мало ли в моей реальности… — пожал плечами Виктор, подумав по себя: "Везет мне на альтернативные судьбы знакомых женщин".

— Мало ли… — сухо и все так же отрешенно повторила Варя, — я вот одно не пойму, Дудаев, он же офицер, присягу давал… у нас уважаемый, известный человек…

Виктора вдруг торкнуло; ему показалось, что и он прочел ее мысли, ее решение.

— Вот только глупостей не надо, — поспешно заговорил он, ругая себя за опрометчивый эксперимент, — он же ничего здесь не совершил, понимаешь…

— Но он же, выходит, жил… все время живет с этим…

— Ну, мало ли кто с чем живет… Ты представляешь, сколько в Союзе, здесь

сейчас ходит несостоявшихся бандитов, террористов, насильников, убийц-психопатов, наконец, предателей, только потому, что здесь история пошла по-иному? И, потом, разве дело в теле врага? Разве враг не убит в человеке… в этих тысячах людей тем, что им другая жизнь не позволила свершить злодейство? И вообще, надо разобраться, кто виновник, кто на все это толкнул. Рейган, Клинтон, Пентагон, НАТО, госдеп, ЦРУ — разве не их рук дело?

— Ты прав… — ответила она после некоторой паузы, — все, я уже держу себя в руках. Тем более, завтра у тебя как раз встреча с агентом ЦРУ.

— Угу. Увидишь Галлахера, не трогай его, он мой. Буду разбираться с ним по-хроноагентски.

…Ночью Виктора кошмары не мучили, но сон, который он увидел, был странным, и малоприятным. Он увидел огромный корпус хладокомбината на перекрестке Ульянова и Литейной, пустой, заброшенный, облезлый, с выставленными рамами; выходящий на перекресток фасад был отчасти завешен зеленой сеткой, создающей иллюзию ремонта, отчасти — гигантским плакатом "Брянск-город воинской славы!". Сияло солнце, везде блестели лужи, и проходящие машины разбрызгивали грязь на кирпичный забор.

"Вот так и вся Россия", подумалось Виктору, когда он, проснувшись, лежал на диване в своей комнате под одеялом с закрытыми глазами, "руины, прикрытые политическим пиаром и рекламой… Нет. Не хочу верить… это все от пропаганды… наверное, от нее".

Субботнее утро оказалось прохладным и ясным, как вода, что бьет из-под земли в лесном овраге из меловой кручи; чаша ослепительно синего неба накрыла окрестности заречья, и ее края сливались на горизонте с такими же синими волнами леса; птицы притихли, и, словно запоздалые звезды, гасли на земле уличные фонари и прожекторы заводов и депо.

Белый пригородный "ПАЗ" на Фокино ждал на бежицкой автостанции. Рядом с выбеленным бетонным коробком павильона все так же уходил в небо пешеходный мостик станции Орджоникидзеград, совсем как в нашей реальности, и только длинная череда новеньких оранжево-красных маневровых тепловозов за забором, выкаченных для отправки в конце недели с БМЗ, напоминала о том, что здесь другое время и, в общем-то, другая страна.

В кассу стоять долго не пришлось — билеты были на улице в автоматах, обычных, за монеты. Эти ничем не примечательные железные коробки со скругленными углами и рыжими плазменными табло, похожими на очень увеличенные дисплеи старых мобильников, немного удивили Виктора; точнее, непривычным для него оказалась сама покупка билетов за белую и желтую мелочь — он слишком привык тому, что в автомат надо совать бумажку или магнитную карту.

Заняв свое место и держа в руках пластиковую складную корзинку, он закрыл глаза и откинулся на подголовник, пытаясь представить себя в самолете. В салоне радио играло что-то задорное, люди весело болтали о чем-то своем, но это общая предстартовая лихорадка погони за дарами природы не передалась Виктору: на душе было тревожно.

Встреча со шпионом увлекательна только в кино. Виктор отчетливо представлял себе, что шпион вряд ли остановится перед убийством любого, кто случайно может ему помешать, способствовать разоблачению или помешать выполнить задание. Шпионы действуют в окружении людей, для которых они враги, в стране, от которой не ждут для себя пощады, и понимают, что их работа уже само по себе здесь тяжкое преступление, так что терять им нечего. Шпионов учат массе способов убийства, а также

пыток, потому как для того, чтобы выкачать данные из человека, им могут потребоваться любые способы, да и времени много может не быть. Виктор понимал, что и Инга, если бы это вдруг потребовалось, убила бы его, и их отношения бы этому не помешали; впрочем, для нее это были и не отношения, а выполнение долга перед миром свободы и демократии.

"А если они решили, что не смогут меня вытянуть?" — подумалось ему. "Тогда логично: ни вашим, ни нашим. Ну, в крайнем случае, напоследок узнать самое важное, что интересует."

Двигатель зарокотал, и Виктор открыл глаза: он вспомнил, что еще не ездил по Бежице в эту сторону. "Хоть посмотрим напоследок…"

До Молодежной частный сектор, как и на Красноармейской, застраивался комплексами, в основном по левой стороне; правую, видимо, из-за близости к беспокойной сортировке, решили отдать под малоэтажку. Над четырнадцатой школой появился мансардный этаж, а напротив, так же, как и во второй реальности, вырос соцкомплекс с обслуживанием на нижних этажах. Детская больница была отстроена заново; напротив, отремонтированный и выкрашенный, в глубине старого сада высился все тот же довоенный четырехэтажный дом, в который Виктор возвращался в тридцать восьмом.

Увиденный во сне корпус молкомбината на Литейной сверкал кремовым сайдингом, евроокнами и рекламой бежицкого мороженого; овощебаза у путепровода, которая в нашей реальности превратилась в оптовый рынок, превратилась здесь в комбинат хранения и переработки плодоовощной продукции. За линией расширялось троллейбусное депо, в сквере сталелитейщиков появились аттракционы, а на углу Литейной и Ново-Советской — какой-то памятник; автобус покатил дальше, и вскоре, за Северной, из массива леса показались корпуса нового отделения областной больницы — в этой реальности их достроили. Дорога на Антоновку и к месту, где во второй реальности в лесу скрывалась лаборатория номер 6-б, осталась слева, и автобус весело катил мимо полей, придорожных рощ и поселков, украсившихся новыми двухэтажными коттеджами с крышами из металлочерепицы.

На Шибенце для грибников был отстроен большой застекленный остановочный павильон под зеленым профнастилом. Синий плакат на стене призывал покупать "видеомагнитофонную камеру "Корвет-ВМК" с мини-кассетой". Виктор потолкался внутри, посмотрел расписание, людей, подходящих по приметам, не заметил, и, вслед за большинством приехавших, направился в сосняк.

Углубившись в лес, он походил взад-вперед по тропкам, змеившимся вдоль шоссе; никого за полчаса не встретив, он срезал прутик и начал шевелить подстилку, поддавшись знакомому с детства запаху грибов, который висел здесь, перебивая запах сосновой смолы и прелой хвои. Еще минут через десять ему попался первый масленок; Виктор осторожно его срезал, и, зная по опыту, что гриб никогда не бывает один, стал искать вокруг. Вскоре он наткнулся на целое семейство, схоронившееся под опавшими иглами и увядшей травой; он присел и стал осторожно перемещать дары природы в корзинку, любуясь ровными, похожими на вьетнамки, коричневыми скользкими шляпками. Грибы были не червивы: видать, конец лета оказался удачным.

— Бог в помощь! Куртку не в военторге брали? — раздалось у него над головой.

Виктор обернулся: рядом с ним стоял человек в отечественной зеленке без погон и берцах. Лицо его показалось знакомым… точнее, даже не лицо, а улыбка. Улыбка Чеширского Кота.

17. Торг продолжается

— Нет, это из проката, — ответил Виктор, — знаете, дачи своей пока не завел, да и много одежды хранить негде. А ваша с военторга?

— С него, родимого, — согласился незнакомец, продолжая чеширски улыбаться. — Простите, не найдется ли у вас одолжить антиникотиновой сигаретки?