Ответная операция. В погоне за Призраком
Шрифт:
Наташа могла бы добавить, как она, будучи десятиклассницей, на пари переплыла у себя в Горьком Волгу. Но об этом она, конечно, умолчала.
— Покажи руками, каким стилем ты любишь плавать.
Посельская показала.
— О! Это так называемый русский стиль. Начнем тогда с того, что этот стиль нужно начисто забыть.
— Почему он русский? — обиделась Посельская. — Меня так учил плавать мой отец. А он морской офицер рейха.
— Вот как? — Альма Гуц буквально впилась своими острыми глазками в лицо Наташи. — Хорошо, что ты обиделась. Но, увы, это
Посельская согласно кивнула головой.
— Раз ты можешь плавать долго, я буду тренировать тебя на большие дистанции. Хочешь?
— Согласна.
— Ну, за дело! Занимай первую дорожку и плыви. Поплавай, пока не устанешь, а я засеку время и посмотрю, как ты выглядишь в воде. — Альма хлопнула Наташу ладонью по спине: — Вперед, Анна Лорх!
Посельская прыгнула в воду и, чтобы не показывать свой русский стиль, поплыла на боку, выбрасывая над водой только одну руку. Она не считала, сколько раз пересекла бассейн, но увидела, что многие наблюдают за ней. Это подстегивало. Но вот Альма Гуц сделала ей знак, чтобы она вылезала из бассейна.
— Прелестно, Ани! — сказала она, оглядывая литую фигуру Наташи. — Клянусь аллахом, через год ты увидишь свой портрет в газетах! А может, и раньше. Или я отрекусь от специальности тренера. Иди одевайся и пройди в бар. Нам надо поговорить.
В баре они сидели за маленьким столиком возле оркестра. Альму здесь знали все.
— Если можно, потише! — крикнула она музыкантам.
Руководивший оркестром трубач подошел к краю эстрады и протянул ей руку:
— Ваша просьба для нас — приказ!
Альма Гуц заказала кофе и пирожные.
— Я бы не прочь, — сказала она Наташе, — разбавить кофе коньяком, но днем здесь крепкое не подают: охраняют здоровье рабочего класса! — Она засмеялась. — А ты в каких отношениях с крепкими напитками?
— Я ведь хочу стать спортсменкой…
— А если тренер скажет, что в маленькой дозе можно?
— Раз можно — значит, можно, — улыбнулась Наташа.
— Учти: я ненавижу спортсменов аскетов. Моя теория: спортсмен должен жить нормальной, полнокровной жизнью. Что толку, если один аскет, забыв, что такое жизнь, выжмет мировой рекорд!
— Это, пожалуй, верно, — немного озадаченно произнесла Наташа.
— Ну, я вижу, мы найдем общий язык. Теперь вот что. Я работаю сразу в трех бассейнах. — Альма подмигнула и сделала жест пальцами, показывающий, что ей нужны деньги. — Тренирую целые стада безнадежных телок. Увы, такова участь всех хороших тренеров. Ну, что поделаешь, когда жизнь так дорога! Но если вдруг в наши руки попадает экземплярчик с перспективой вроде тебя, мы делаем ставку на него. Мне тоже важно, чтобы однажды в газете рядом с фамилией рекордсмена стояло: "Тренер Альма Гуц". Слава — чепуха! Речь идет о марке фирмы. Это сказывается на оплате работы. Я говорю тебе все откровенно. Знаю — ты меня поймешь правильно.
— Я понимаю, — тихо промолвила Наташа.
— Так вот: я делаю ставку на тебя, а это значит, что тебе придется стать моей
— Конечно! — радостно воскликнула Наташа.
— В других бассейнах придется подбрасывать немного денег для того, чтобы не замечали появления чужой. Тебе это по силам?
— А много надо? — спросила Наташа.
Альма назвала сумму — не большую, но и не малую.
— Ну, столько, конечно, могу… — неуверенно сказала Наташа.
— Давать будешь мне, а я рассую, кому надо. А сегодня вечером нам с тобой придется потанцевать с двумя тренерами из других бассейнов. Думаю, что это нам ничего не будет стоить — они все таки джентльмены. Но таков обычай. Это у нас называется "вечер перед стартом". Ты можешь?
— С удовольствием.
— Тогда в десять вечера приезжай в ресторан "Палас". Знаешь?
— Конечно, знаю.
13
Встретясь с Владимиром Субботиным второй раз, американец вел себя совсем иначе. Даже о сделке с часами говорил так, будто их встречи два дня назад не было.
Вот уже битый час Субботин толковал с ним в кафе возле Олимпийского стадиона. Американец туманно говорил о каких то возникших перед ним трудностях, а об операции с советской валютой и не заикался. Владимир насторожился: ему показалось, что его собеседник просто тянет время. Для чего он это делает?…
— Ну, вот что, — решительно сказал Субботин, — вам ваша армия платит жалованье, а для меня деньги — время. Я хочу знать: сделка состоялась или нет?
— Мне нужны гарантии, — как то неуверенно, точно повторяя чужие слова, сказал американец.
— Какие еще вам, к черту, гарантии? — искусно разозлился Субботин. — Я рискую головой, а не вы! Я должен требовать гарантии, а не вы!
— Согласитесь, господин Герцман (такое имя присвоил себе на этот раз Субботин), что сотня или две сотни часов — это уже очень большие деньги. Вы не должны обижаться. Мы с вами деловые люди, и я не могу вручить вам столь крупную ценность без гарантий с вашей стороны.
— Боже мой! — возмутился Субботин. — Я же беру эти часы ровно на три дня, за которые они будут реализованы. Всего три дня. Если бы коммерсанты в своих делах не доверяли друг другу, половина сделок не могла бы состояться!
Субботин сделал вид, что собирается уйти. И в это время заметил, что его собеседник глазами подает знак кому то, находящемуся за спиной Владимира. Что означал этот знак?
Подошел кельнер. Американец полез в карман за деньгами, но Субботин взял его за руку:
— Плачу я. Ведь я виноват, что вы зря потратили время. Мы же деловые люди, — насмешливо сказал он и отдал деньги кельнеру. — Между прочим, я не требовал гарантии, когда брал у вас те полдюжины часов, а зря! Можете убедиться… — Субботин вынул из кармана и отдал американцу часы, которые он сегодня утром нарочно стукнул, чтобы они остановились.