Ответная операция. В погоне за Призраком
Шрифт:
— Конечно… — Субботин помолчал и смущенно добавил: — Вот вы похвалили меня, а я то до этой мысли не додумался. Но уже на завтрашнем занятии я вашу мысль тщательно разработаю. — Субботин тут же заметил, что Гарцу его лесть понравилась.
Переварив ее, Гарц сказал:
— Теперь еще одно очень важное обстоятельство. Раньше мы агентуру отправляли, не очень уж маскируя того, что занимаемся этим именно мы. Но после каждого провала Москва поднимает страшный шум. Теперь разработана совершенно новая система. Вы знаете, что здесь у русских перемещенных имеется
Нетрудно догадаться, с каким напряженным вниманием слушал все это Субботин. Его мозг пронизывала одна и та же тревожная мысль: сможет ли он быть в курсе отправки агентов? И вдруг — о счастье! — Гарц говорит:
— Сюда скоро приедут руководители русской эмигрантской организации. Они то и посвятят курсантов в тонкости нашей новой системы. После их приезда мы устраним отсюда всех лиц американского подданства. Последние недели школа будет, так сказать, чисто русской. Мы свое дело сделали и удалимся, как это сделал в свое время мистер Мавр. — Гарц посмеялся своей шутке и продолжал: — Но без своего глаза мы школу оставить не можем. И вы, мистер Скворцов, до самого конца останетесь здесь нашим глазом.
Субботин не выдержал и от охватившей его радости улыбнулся.
— Чему вы радуетесь? — удивленно спросил Гарц.
— Очень ловко вы все придумали, — ответил Субботин. — Давно надо было…
— А Хауссон этому долго сопротивлялся.
— Просто не верится… — Субботин пожал плечами.
— Факт… — Гарц вздохнул. — Нет ничего опасней консерватизма возраста: когда человек останавливается, а сам думает, что он еще продолжает идти.
45
В начале июня в школу приехали три деятеля из русской эмигрантской организации: господа Барышев, Павлов и Соколовский. Барышев среди них был главным. Остальные обращались к нему: "Господин председатель", хотя был он самым молодым — на вид лет сорока пяти. Пока в школе оставались Гарц и Хауссон, все они были тише воды, ниже травы. Первый раз господин Барышев решил показать зубы во время обсуждения у Гарца процедуры передачи им школы. Когда зашла речь о юридическом положении Субботина, Барышев сказал:
— Мы господина Скворцова не знаем, но, если он беспрекословно будет подчиняться моим распоряжениям, все будет в ажуре и…
— Стоп! — бесцеремонно прервал его Гарц, стукнув ладонью по столу. — Слушайте, мистер Барышев, что скажем вам мы. Слушайте и получше запоминайте. Мистер Скворцов найден для вас нами, а не наоборот. Мистер Скворцов остается в школе единственным нашим доверенным лицом. Единственным! Понятно?
Барышев послушно кивнул головой.
— Кем юридически будете считать его вы, нам не интересно, и это не имеет никакого значения. Но, например, связь с нами —
— Нет нет, все абсолютно ясно, — погасшим голосом ответил Барышев.
Тем не менее, когда Гарц и Хауссон уехали в Мюнхен, Субботину нелегко было ладить с этими русскими господами. Барышев хотя и выполнял приказание Гарца, но держался с Субботиным заносчиво.
Однажды Субботин поспорил с ним по какому то совсем несущественному поводу. Барышев уступил, но сказал:
— Я вынужден согласиться с вашей точкой зрения, но сделать мне это трудненько. Я ведь всегда помню, что вас могло бы не быть сейчас с нами, если бы вы не натворили делишек в Советской Армии. А мы ведь здесь уже не первый год, мы то люди не случайные…
Субботину каждый понедельник приходилось ездить в Мюнхен докладывать Гарцу о делах в школе. Каждый раз Гарц спрашивал, как ведет себя Барышев.
— Нормально, — уклончиво отвечал Субботин. Он решил не жаловаться на Барышева: боялся, что это может осложнить положение. В конце концов, ради дела можно перенести неприятности и большие, чем отношения с этим грязным типом.
В конце июня Гарц вызвал Субботина в Мюнхен в середине недели. Во время разговора по телефону Субботин попробовал сослаться на дела, но Гарц раздраженно перебил его:
— Я лучше знаю, что важнее! Выезжайте немедленно!
Субботин выехал дачным поездом. В вагоне было пусто. На следующей станции в вагон вошел пожилой седоусый немец в аккуратно залатанном пиджаке. На ногах у него были грубые солдатские ботинки. Он прошел через вагон и сел напротив Субботина.
— Не возражаете? — спросил он, уже усевшись.
Субботин рассмеялся:
— Весь вагон — ваш…
Пристально смотря на Субботина и поглаживая усы, старик мрачно сказал:
— Недавно весь мир был наш, а потом… — Он замолчал и подмигнул Субботину.
— А что же случилось потом? — улыбаясь, спросил Субботин.
— Вы служили в армии?
— Да.
— Офицер?
— Да. Обер лейтенант. А что?
— И вы еще спрашиваете у меня, что случилось потом! Это вы мне должны сказать, а не я вам.
— Ну, что же тут непонятного? Мы потерпели поражение.
— Что вы говорите! — Старик, прищурясь, смотрел на Субботина. — А я думал, мы победили.
Субботин пожал плечами и с обиженным лицом стал смотреть в окно, за которым пролетал аккуратненький пейзаж.
— Вы, случайно, не из нового начальства? — со злостью в голосе спросил старик.
— Нет нет. Я всего навсего инженер.
— Вы говорите по немецки, как американец.
— Ничего не поделаешь — знак времени. Ведь приходится с ними работать.
— Послушайте… — Старик доверительно наклонился к Субботину. — Скажите мне, почему здесь у нас, в западной зоне, так ведут себя по отношению к русским, будто победили не они, а мы? Что, по вашему, русские дураки и будут с этим мириться?
— Не понимаю, о чем вы говорите.