Ответный удар. Дилогия
Шрифт:
База принадлежала МОССАДу. Но считалась «общим активом» и за нее — вносили свой пай многие. Больше всего — конечно же, ЦРУ США. В последнее время усердствовали французы. Гибнущая, но не погибшая до конца империя, пропитанная духом «либералите, эгалите, фратерните», [88] империя, в которой королей запросто отправляли на плаху, а чернь не раз врывалась во дворцы, империя, где оболганным и изгнанным умер последний великий француз, генерал Шарль де Голль — эта империя играла в новых раскладах на Востоке существенную и зловещую роль, намного более существенную, чем это представлялось. Они даже учили ЦРУ как действовать в новом мире, полном беззаконного насилия и тайных, грязных дел. [89] Адская смесь толерантности, примата идеологии и принципов над здравым смыслом, борьбы за господство в Европе с все решительней клонящейся в сторону России Германией, безответственного евросоциализма,
88
Свобода, равенство, братство (фр)
89
Французская разведка намного более опасна, чем это принято представлять и играла и играет существенную роль в странах третьего мира. Еще в шестидесятых — французские специалисты учили американскую Секретную службу (как раз незадолго до того, как Кеннеди был убит), французы сыграли огромную роль в действиях аргентинских и чилийских спецслужб времен диктатуры. Французы всегда были активны в Африке, причем занимались самыми грязными делами. После 9/11, когда американцам потребовалось создать спецслужбы, умеющие убивать, они обратились за помощью к двум странам — Франции и Израилю.
Свершиться этим планам — было не суждено. Только в последний момент Карим, парижский мусульманин и боец разведки второго парашютно-десантного полка Иностранного легиона услышал далекий гул винтов. Может, и остальные слышали — да только привыкли, что авиация всегда на их стороне и не обращали внимания. А Карим, еще готовивший отряд для штурма президентского дворца в Дамаске — внимание обратил.
— Угроза с воздуха! — крикнул он по-арабски и бросился к стоящему в ряду других таких же, накрытому брезентом Ниссану.
— Что он говорит? — резко поднял голову от забарахлившего дизель генератора Илья, сын переселенцев из СССР, прошедший школу Шальдаг, [90] а теперь работающий на МОССАД.
— Говорит… о, Аллах!
Помогавший ему курд ничего больше крикнуть не успел — первая ракета Штурм с термобарической головной часть, запущенная с борта ударного вертолета МИ-28М2Э достигла цели. Весь третий этаж небольшого, не знавшего уже двадцать лет ремонта здания — одновременно вспыхнул огнем, ударная волна вынесла стеклопакеты из всех окон разом, полыхнуло пламя. Вторая и третья ракета — уходили по первому этажу и здание — начало рушиться под себя, исторгая пламя.
90
Зимородок, спецназ ВВС Израиля, специализируется на спасении сбитых израильских летчиков с враждебной территории
Вертолет продолжал вести огонь, выпуская ракету за ракетой. На территории бывшей фабрики — воцарился настоящий ад…
Шесть небольших вертолетов Робинзон-66, к которым по бортам были прикреплены скамьи на три человека каждая — пройдя долиной на предельно малой высоте, внезапно появились над целью. В отличие от больших вертолетов — эти могли приземляться на любом пятачке, простой и высоко поднятый над кабиной винт — облегчал посадку. По вертолетам — открыли огонь из пулеметов и РПГ те кто еще уцелел после двенадцати выпущенных по цели ракет. Один из вертолетов споткнулся в воздухе и упал рядом с целью с предельно малой, всего в несколько метров высоты — но остальные успешно достигли цели. На каждом вертолете — сидели по два пулеметчика, и шквальным огнем пулеметов — они подавили огневые точки противника, в то время как часть других вертолетов — совершила посадку в пылающем лагере боевиков.
Высадившиеся бойцы спецназа, прикрывая друг друга зачищали местность, били очередями по всему, что двигалось или вызывало хоть малейшее подозрение. Живыми — никого не брали…
В живых — остался только Карим, рванувший машину с места, когда первая ракета попала в здание. Вертолетчик — видел в прицеле движущуюся машину — но насчет нее не было приказа, с нее не вели огонь и пилот по здравому размышлению решил не тратить на нее ракету. Через километр с небольшим — Кариму хватило ума бросить машину, чтобы не попасться постам и скрыться в лесу. Через четыре дня — ему удалось перейти границу с Турцией и связаться с посольством США, чтобы сообщить о гибели базы.
Почти одновременно с этим — три других ударных вертолета Ми-28, скрытно выйдя к цели, нанесли удар по тренировочному полигону и тем, кто там находился, выпустив в цель больше ста управляемых и неуправляемых ракет, а потом — окончательно зачистив район огнем пушек. И там тоже — выживших не было.
Ирак
19 июля 2019 года
Машину мне дали не свою — новую, бронированную по самое не хочу Тойоту Ланд Круизер. Уровень бронирования +8 — значит, держит в упор пулемет и большинство СВУ — кроме конечно тех, что с ударным ядром. Я демонстративно отошел от той суеты, которая крутилась в Багдаде в связи с визитом — и взялся за дела иракские. То есть — разбирать накопившиеся завалы, агентурные сообщения и материалы перехватов, писать планы реализации, согласовывать их с Мухабарратом и с нефтяной полицией… в общем, делать обычную работу, которую я и делаю большую часть рабочего времени. А вы думали, моя работа — это перестрелки и разборки? Ошибаетесь. Я не адреналиновый наркоман. Есть силовые подразделения, пусть они башкой дверь вышибают. А я — прежде всего, опер.
Хотя и хороший опер, нельзя не признать…
Помимо слежения с БПЛА — я сам не был уверен, есть оно или нет — я попросил Амани о помощи и она приставила ко мне нескольких соглядатаев из их службы безопасности. Что намного эффективнее. Потому что эти соглядатаи — местные, и их не засечешь в толпе. Сам я — вел себя так, как и должен вести человек, опасающийся за свою жизнь: всегда носил при себе оружие, никогда не ездил одним и тем же маршрутом, никогда не предупреждал заранее, где и когда я буду. Всегда и везде со мной был Вован как силовое прикрытие — даже когда я работал в Миннефти, он был рядом. Нельзя показаться доступным. Это признак ловушки — а Аль-Малик травленный волк.
Ночи — я проводил с Амани в нашем доме в центре Багдада. Дом был вполне безопасен и наконец то — появилось то самое, не знакомое, до этого проявлявшееся лишь местами — чувство семьи. Хорошее кстати чувство. И знайте, что если кто-то из тех, кто это читает… тех, кто сам никогда не стрелял в человека — если кто-то завидует моей жизни, то точно так же я завидую вашей. В вашей жизни есть то, чего никогда не было и не будет в моей. Ощущение надежности. В той жизни, которую проживаю я — надежного нет ничего. Это война — против всех и каждый день.
Ничего не происходило — и дата начала саммита все близилась. Я даже начал сомневаться в том, что Аль-Малик реальность, а не плод моего больного воображения. Но наверное так и должно быть — как только ты расслабляешься, жизнь дает тебе оглушительную плюху…
Это произошло девятнадцатого, за два дня до визита. День начался как обычно — я проснулся, позавтракал, поехал на работу. В миннефти — здание охраняется так, что террористам не пройти — я отдал ключ Вовану и сказал, что он свободен до шестнадцати по местному. Иракцы кстати, несмотря на сильнейшую жару — все больше переходят на наш график работы — по восемь часов. [91]
91
В арабских странах рабочий день начинается в шесть утра, заканчивается в час — из-за жары. Обеденного перерыва нет. Выходной один — пятница. Европейский график рабочего времени — признак богатства и сильнейшего западного влияния (значит, можешь позволить себе кондиционер). По западному ритму жизни — работает, например, Дубаи
В шестнадцать часов — я позвонил вниз, но машины в гараже не было. Посмотрел на часы, покачал головой и продолжил работу — благо она была. А ближе к семнадцати — открылась дверь и я увидел на пороге Павла Константиновича.
Мелькнуло в голове — Амани. Он добрался до нее — раз не смог до меня?
— Кто? — спросил я
— Смольнов…
Я сначала не въехал. Просто не понял?
— Кто?!
И тут понял. Ё… твою мать…
Я просто не помнил фамилию моего верного Санчо Пансы, моего телохранителя, приставленного ко мне на случай покушения. Хотя — какой он нахрен Санчо Панса — в сорок то лет и с двумя детьми. И из меня, признаю — хреновый Дон Кихот. Не получается у меня — бесконечно и бескорыстно бороться с ветряными мельницами — и не получается долго вздыхать по Дульсинее Тобосской. Не те сейчас времена…