Отягощенные злом. Разновидности зла
Шрифт:
— У него настоящие… — предупредил генерал.
Полковник стоял в двери.
— Назад. Руки за голову! Стреляю без предупреждения!
Полковник не сдвинулся с места.
— Сопротивления не оказывать, — сказал генерал, — делайте, как он говорит.
— Это приказ? — осведомился полковник.
— Да, это приказ! — рявкнул генерал.
Полковник начал медленно отступать в глубь вагончика. Оператор БПЛА видел происходящее и мог бы смыться, ему дали достаточно времени, чтобы сообразить, а переход в соседний вагончик в двух секундах — вскочил и нырнул, как мышь в нору. Еще и нажал тревожную кнопку — эта кнопка есть на каждом пульте
Еще один прокол.
«Афганец» опустил автомат. Он повис на ремне, свободной рукой он навалился на ручной затвор и заблокировал дверь.
— Вон туда! Закрыть дверь.
— Парень, да ты охренел совсем? — Полковник сделал шаг вперед. Первая пуля прилетела в пол, в сантиметре от его ботинка, вторая ударила точно в экран. Экран полыхнул вспышкой и погас, потекла жидкость, которая обеспечивала изображение в мониторе.
— Командный центр захвачен, — сказал генерал, — ты выиграл, парень, поздравляю. Я, генерал Сыромятников, начальник учебного центра особого назначения, говорю тебе это. Положи автомат и давай перекурим.
«Афганец» отрицательно покачал головой.
— Ни хрена.
— Ты как разговариваешь со старшим офицером, курсант?!
«Афганец» поднял пистолет и прицелился полковнику в лоб.
— Так, как он этого заслуживает. Он трус, иначе бы уж подал сигнал тревоги, ясно? Спецназ не оставляет своих, ни живых, ни мертвых. Мои требования такие — вертолет типа восемьдесят, полностью заправленный и готовый к взлету [42] . Здесь рядом площадка, пусть он сядет там. Дальше — все наши, которые сейчас в лагере — там, в каком бы состоянии они ни были. С оружием, ясно? Как минимум двое из них должны прийти сюда и подтвердить, что все нормально — ясно? Делай?
42
«Сикорский-80», аналог «MH53 Pawe Low». Мог перевозить до шестидесяти бойцов с полной экипировкой.
— А если не ясно, то что? — Полковник сделал еще один шаг вперед.
— Стоять! — приказал генерал. — Стоять!
Да… накрылась рыбалка, это уж точно…
На столе замигала зеленым рация — срочный вызов.
— Я возьму? — показал генерал.
Запрещающего жеста не последовало, генерал взял рацию. Включил ее на громкую связь.
— Господин генерал, это Назимутдинов… — раздался обеспокоенный голос, — вы в порядке? Что происходит?
— Назимутдинов… слушай мою команду, — сказал генерал, — центр слежения захвачен. Я, полковник Бурак и оператор центра захвачены в заложники. Приказываю — никаких попыток штурма не предпринимать, подтвердите.
— Подтверждаю, никаких попыток штурма.
— Далее — закажите вертолет типа восемьдесят. Обратитесь к Султану, скажите, что это лично для меня и связано с ЧП.
— Понял.
— Всех курсантов текущего курса — на вертолет. Площадку подберете сами, рядом с центром. И доложите. Как поняли?
— Вас понял.
— Тогда исполнять.
Генерал переключил рацию на прием.
— Как тебе только в голову пришло такое, парень? Мы же свои.
— Мы совершили ошибку. Здесь нет своих — на этой земле лишь духи, и те, кто их сюда привел. Спасибо за науку…
Какие-то движения вокруг вагончика были, но штурмовать так никто и не решился. Очевидно, просто не знали, что делать и как к этому относиться. Произошедшее выходило за рамки, но точно так же за рамки выходило и все то, что здесь происходило весь последний год с лишним. Это был эксперимент, эксперимент предельно жесткий, ставящийся над людьми, психика которых уже и так подорвана Афганистаном — для справки: англичане лишали своих соотечественников, вернувшихся с «территорий», избирательных прав на два года, потому что считали их «не в себе». Эксперимент был максимально приближен к реальности, но для того, чтобы контролировать курсантов и постоянно оказывать на них давление, были маячки, совсем незаметные, и были БПЛА, которые постоянно контролировали и территорию, и учебный процесс. Заодно и тех из амнистированных моджахедов, которые могли бы сбежать, а попытки «не выполнить контракт» были. Но нашелся человек, который обошел все это, и вместо того, чтобы взламывать пароль, просто грохнул компьютер об стол и разломал его к долбаной матери. И что со всем с этим делать — не знал никто.
Прошел час, потом еще час. Не знал, что делать и Сашка. В конце концов как поступают террористы, он знал только по фильмам, художественным и учебным, какие показывали на самоподготовке. И сам тоже боялся.
Просто у него не было другого выхода.
На исходе третьего часа прогремел вертолет, просвистел турбинами, это было слышно даже здесь, в почти заваленном землей контейнере. Потом прошло минут пятнадцать, и кто-то постучал в дверь.
— Можно войти?!
— Кто там?! — заорал Сашка. — Я сказал, пацанов сюда! Живо! Каких есть! Сюда! Стрелять буду!
— Это я. Араб. Открой дверь, курсант.
Борецков сместился в сторону.
— Ты, — он показал пистолетом на оператора, самого младшего по званию из всех и ненамного старше его, — открывай…
Оператор встал. Они все сидели по-турецки в углу контейнера. Пошел к двери — ему надо было пройти. Но, проходя, он попытался схватить пистолет… и это была большая глупость, потому что драться Сашку учил не спецназ, а ночные коридоры учебки. Он ударил кулаком в пах… одновременно дернул пистолет… пистолет глухо грохнул. На лице оператора появилось какое-то… недоуменно-обиженное выражение, а потом он начал оседать на пол.
Полковник вскочил.
— Ты охренел!
Грохнул еще один выстрел — впритирку.
— Сесть!
— Б… попал парень… Крепко попал.
Сашка сместился к двери, дернул за рукоятку. Разблокировал стопор, потянул его…
За дверью был Араб. С ним — Мага…
— Что за стрельба?
Сашка отступил в сторону, не опуская оружия. Араб зашел, в один взгляд оценил обстановку.
— Что, охренели в атаке? Ты его за что?
— Пытался напасть.
— Так, б… аптечка где? Совсем охренели.
Бородатый полковник снял со стены аптечку, перебросил Арабу.
— Ты скажи, чтобы твой парень оружие сдал… — сказал он, — уже на трибунал он себе заработал… Пусть не усугубляет.
Араб открыл аптечку.
— Е… Вы совсем охренели? Тут только от головы.
— Лучшее средство от головы — топор.
— Сейчас придумаем… потерпи, парень. Так… носилки нужны.
— Ты парню своему скажи, пусть оружие сдаст, — повторил бородатый, — а то еще «двухсотых» понаделает…