Отягощенные злом. Разновидности зла
Шрифт:
— Сдаваться будешь? — спросил Араб, занимаясь раненым.
— Никак нет.
— И правильно. Что делать будешь?
— Пацаны в вертолете?
— Да. Ты, кстати, молодец. Никто еще не выигрывал.
— Тогда идем к вертолету. Вместе с этими. В Ташкенте сдамся. А так — нет.
— Как знаешь…
— Курсант, лучше здесь решать, — сказал генерал, не поднимаясь с пола, — здесь по-свойски решим, а там уже нет.
— Мне решать. Пусть принесут маски. И форму. Одинаковую, без знаков различия. И еще оружие.
— Зачем тебе оружие?
— Незаряженное, господин полковник, для отвлечения внимания снайперов. Заряженное у меня уже есть.
Полковник внимательно посмотрел на курсанта.
— Без шуток советую — сдайся. Ты уже
— Вы сами учили нас, господин полковник. Не верь никому.
Это был первый раз, когда курсанты действительно выиграли этот бой. Его невозможно было выиграть, никто и не рассчитывал на то, что они выиграют, — все это делалось для того, чтобы посмотреть взаимодействие в группе, способность курсантов восстанавливаться, получая один удар за другим, насколько силен в них «спортивный азарт и злость», как они будут вести себя, когда лишатся всего и шансы на выживание будут очень призрачными. Тот, кто предпримет попытку освободить своих из лагеря или хотя бы продержится неделю, уже считался прошедшим тест.
Наконец, это была вводная часть к другому, крайне неприятному курсу — он назывался «сопротивление». Сопротивление означало сопротивление в плену, выработка методов уклонения на допросах, умения терпеть боль и унижения. Финальной точкой этого испытания должен был быть побег из лагеря, и те, кто мог его совершить, считались сдавшими с отличием.
Но никто не думал, что побег может быть и таким — на борту военного вертолета с руководством курсов, захваченным в заложники.
Произошедшее в учебном центре вызвало немалый скандал, Борецков опять угодил на губу, причем элитную — штаба Туркестанского военного округа. Он совершил одну ошибку — приказал лететь до Ташкента. Если бы он сдался там, на базе, сложил оружие и сказал: все, игра окончена, — дело скорее всего закрыли бы «внутри себя», тем более что генерал Сыромятников не настаивал на наказании. Но информация о том, что летит захваченный террористом вертолет, поступила в штаб, а там уже принялись за дело совсем другие чины.
Попало, надо сказать, и Сыромятникову — его программу экстремальной подготовки приостановили в связи с опасностью, решение по ее продолжению должна была вынести коллегия Военного министерства, а там, как известно, не склонны рисковать. Информация о произошедшем дошла до командующего специальными силами, генерала фон Бредова — педантичного и правильного немца, назначенного специально для того, чтобы привести всю эту спецназовскую вольницу к общему знаменателю и навести в подчиненных ему частях хоть какой-то порядок. До этого Бредов командовал жандармерией и любые «эксцессы» воспринимал крайне негативно. Дело отягощалось еще и тем, что у Борецкова, несмотря на его молодость, было отнюдь не чистое личное дело, и в нем уже была отметка о неподчинении приказу, повлекшему тяжкие последствия. А тут еще хлеще — неуставняк, оскорбление действием офицера, порча казенного имущества с умыслом.
Парня опять спас Араб, рассказав о произошедшем назначенному Наместником в Афганистан адмиралу Воронцову. Они были лично знакомы, а адмирал сам был выходцем из спецвойск, сохранил связь с ними и не отказывался выслушать человека, если тому было что сказать. Произошедшее его порядком развеселило, и он взял спутниковый телефон и набрал номер фон Бредова. Дальше между генералом и адмиралом состоялся короткий и плодотворный разговор, закончившийся тем, что фон Бредов раздраженно заявил: вот и забирайте себе вашего бандита. Адмирал мгновенно отреагировал — беру — и написал записку командующему Туркестанским военным округом с просьбой передать дело в военный трибунал Ограниченного контингента. Над ним он имел власть и мог, как Наместник, прекратить любое дело, опираясь на власть и привилегии говорить и действовать от имени непосредственно Его Величества. Так Борецков оказался в Баграме, потом в Кабуле и предстал перед господином адмиралом, который хотел услышать эту историю… так сказать, из первых уст. Как раз сейчас формировалась спецчасть, которая должна была бороться с терроризмом террористическими же методами, в том числе на территории третьих стран, и парень, который додумался захватить в заложники генерала, был там весьма кстати. Так Борецков второй раз избежал наказания и оказался вместо него в составе спецчасти, которую меж собой часто называли «смертники». Так что еще неизвестно, что было лучше: губа или это.
15 июля 2016 года
Джелалабад
И снова — чужое, необжитое место, чужие запахи, звуки, все чужое. После пробуждения сразу понимаешь, что ты на чужой земле, в чужой стране. И если в молодости на это плевать, то в старости…
А я уже старый. Приходится это признать — я уже старый. Мне довелось посмотреть на молодых парней из роты Личного конвоя, когда мы ехали по автомагистрали номер один Кабул — Джелалабад — Пешавар. Вот они — молоды. А я — стар, и прежде всего — стар душой.
Мы выехали из Кабула вчера в пять часов утра по местному времени. Пять утра — в пять тридцать восход солнца и время первого намаза. Я ехал на «малую Лойя Джиргу» — собрание старейшин приграничных племен, которое решили провести в Джелалабаде, в бывшем дворце, принадлежащем брату короля.
Никогда не смогу понять уродов, которые разрушают собственную же страну.
Шоссе Пешавар — Джелалабад — Кабул, или Первое национальное шоссе, было военной дорогой, оно было построено англичанами и ими же поддерживалось в хорошем состоянии. Таких дорог было две, эта и Кабул — Кандагар — Карачи, дорога на крупнейший город и порт региона, через который снабжался юг Афганистана и через который вывозились богатства Афганистана, которые у него были. Когда ушли британцы, афганцы снесли выстроенные вдоль этих дорог военные городки, разбили множество горнопромышленных предприятий, которые добывали афганские минералы и руду, и даже попытались уничтожить саму дорогу. Вот этого я не могу и не смогу понять. Можно наказывать англичан, но какой смысл наказывать построенную ими дорогу?
Сейчас дорога была восстановлена. Через каждые несколько километров стояли бронированные машины казаков. Дорогу охраняли от того, чтобы ее снова не подорвали…
Конечно же, наш конвой обстреляли. Даже не один раз, а три. Я не думаю, что целились конкретно в меня, просто показали себя и напомнили о своем существовании. Раньше племена, живущие вдоль дороги, брали дань с проезжающих, теперь это делать было нельзя. Вот и напоминают о себе…
Остаток дня — а мы прибыли в город после полудня — я потратил на то, чтобы осмотреть Джелалабад.
Город как город. Торговый — живет от громадного рынка, который занимает почти четверть территории города. На восточной окраине — разбитая и потом восстановленная британская военная база, теперь уже русская база. Русское присутствие в городе чувствовалось, русские были с оружием и в бронежилетах, много было бронированных внедорожников. Бородами выделялись казаки — в русской армии по уставу солдат должен был быть чисто выбрит, а казак без бороды не казак. Кроме казаков, бородами щеголяли спецназовцы и некоторые отборные части морской пехоты и парашютистов — те, кто действует за линией фронта.
Гражданских тоже много. Афганцев, я имею в виду. Одеты примитивно, бедно, но по сравнению со временами англичан есть продвижение вперед — все, даже дети, обуты. Обувь здесь считается роскошью, первым делом покупают именно хорошую обувь, потом одежду. Так вот сейчас обуты даже многочисленные дети.
Еще одна примета, что здесь русские, — молоко. Афганцы никогда не знали молока, молоко было большой роскошью, для русских же это — повседневный продукт. Молоко привозили в пакетах по ноль пять и ноль два литра — теперь ими завален весь город. Молоко пьют прямо на улицах, и дети и взрослые, надкусывая пакет. Бросать в урны пока не научились…