Отягощенные злом. Разновидности зла
Шрифт:
Я не должен быть здесь. Всем лучше было бы, если бы я безвылазно сидел в Афганистане.
Но мой наркотик — снова со мной. Я — конченый наркоман, доверять которому нельзя. Ни в чем, ни на минуту…
Александр закончил с жеребцом, передал его конюшему. Подошел к невысокой ограде, глаза его сверкали радостью и гордостью, как у всякого человека, отлично справившегося с трудным делом…
Я не знал, как начать и вообще что говорить. Но он мне помог.
— А
— Вот как? И кто же я?
— Вы адмирал Воронцов. Тот, кто расправился с генералом Тимуром. Про вас говорил весь Интернет и статьи в газетах писали.
— Вообще-то это был не я, — сказал я, — я просто тот старый мерзавец, которого можно сунуть под объективы телекамер, который умеет говорить правильные слова и которому не надо больше служить. Те люди, которые действительно это сделали, продолжают служить, и миру совсем ни к чему знать про их подвиг. Это опасно для них самих, понимаешь?
— Понимаю…
Александр замялся, как будто что-то хотел сказать.
— Говори, — подбодрил его я.
— Я… знаете, я хочу, как вы, служить в специальных войсках.
— В специальных войсках? Это непросто.
— Знаю. Но я занимаюсь каждый день. Здесь все равно нечего делать, и… нет скаутского отряда, но я все равно занимаюсь. Я хотел бы попросить… может, дадите рекомендацию?
Уловив сомнения, подросток горячо выпалил:
— Я не подведу, честно!
М-да… Ну, вот и что делать?
— Саша… проблема в том, что я уже пообещал одному человеку…
На лице подростка отразилось разочарование.
— …но я попрошу одного хорошего друга там, в Афганистане. Ты же знаешь, сейчас я служу там. Он полковник казачьих войск, командир сил спецназа и даст тебе рекомендацию. Полковник Тимофеев Александр Саввич, твой тезка. Я попрошу его приехать сюда, он познакомится с тобой, и я уверен — тебе не откажет. Если ты хочешь служить — ты будешь служить…
Открылась дверь, я заметил какую-то даму и понял, что пришло время для учебы. Александр, как и многие дворянские дети, учился не в гимназии, а с личным преподавателем и при помощи специальных дистанционных курсов, которые читали лучшие педагоги страны.
Увидев меня, дама замялась, и я поднял руку, прося еще немного времени. Дама понимающе кивнула.
— Александр, я еще хотел поговорить с тобой…
— Я знаю, — сказал подросток, проведя растопыренными пальцами по шевелюре, словно расческой. Это был мой жест, у меня никогда не было при себе расчески. Как-то не уживались вместе — я и расческа.
— Про что ты знаешь?
— Про вас и маму.
— Да? Откуда?
— Я скачал фотки про Тегеран. Я много искал всего о том, как шла война с махдистами, скачивал фотки из Инета. Там вы и мама — на балу. Все нормально.
— Александр, знай, я не навязываюсь к тебе в отцы, ты не думай, ладно. Просто… я буду навещать твою маму, ты как — не против?
— Да не. Маме давно надо было найти кого-нибудь. А этот…
— Кто — этот?
— Да так. Никто…
Подросток повернулся и пошел к выходу с манежа, неуклюже ступая по податливому крупнозернистому речному песку…
Своему сыну я не нашел смелости сказать, что он — мой сын. Может… потом поймет он сам, но это позиция труса. Труса и слабака, влекомого течением жизни, как детский кораблик — весенним бурным ручьем. Оставалось еще одно. Анахита… и разговор с ней будет не менее сложным. Особенно после того, что было ночью — это не решило проблемы, а только усугубило их.
Мой наркотик — снова со мной. Я — конченый наркоман, доверять которому нельзя. Ни в чем, ни на минуту…
Анахиту я нашел в укромном местечке — там, в чаше из речного песка бил родник, видимо, не искусственный, а настоящий, который был здесь, когда сюда пришли строители. Здесь не было ярко выраженного берега, из этого небольшого озерца не вытекала река — просто песчаная чаша и бьющий на дне ее ключ. Люнетта сидела на берегу, и смолистые сосны защищали ее своими колючими лапами от всего зла этого мира…
Я присел рядом, на корточки.
— Ты сказал ему? — спросила Люнетта, не поворачиваясь ко мне.
— Нет. Надо было?
— Не знаю…
Поговорили…
— Послушай… — сказал я, — я должен тебе кое-что сказать.
— Говори.
— Я… короче так, — набрался смелости я, — ты, наверное, этого не знаешь. Но… в общем, у тебя есть деньги. Около тринадцати миллиардов рейхсмарок. Наверное, даже больше.
Бубню, как пацан…
— Эти деньги переводила на твой счет твоя мать. Как процент от тех денег, которые давал тебе твой отец. Твой настоящий отец. Шахиншах Мохаммед Хоссейни. Ты не знала про него?
— Знала, — так же не оборачиваясь, сказала Люнетта.
— Знала?! — изумился я.
— Догадывалась. Потом узнала. Мне было двенадцать лет, и я уже понимала, откуда берутся дети. Мама ударила меня и сказала, что если я кому-то скажу об этом, то меня будут пытать и убьют, потому что меня все ненавидят, все при дворе. Но я все равно знала…
— Но почему…
— Знаешь… отец не любил маму. Он был слишком занят собой. Для него она была просто куском мяса. Итальянской проституткой без комплексов. Той, на кого можно выплеснуть всю грязь, какая есть у него в душе. Побыть самим собой — грубым полковником Гвардии, выходцем из низов. Он бил ее, ты знаешь?