Отзвуки эха
Шрифт:
— Всегда помни, как сильно я тебя люблю, как много ты значишь для меня и как я горжусь тобой. Ты — дар Господа мне и твоему папе. Будь счастлива и здорова. И если поймешь, что это не твоя судьба, не бойся изменить решение. Никто не подумает о тебе плохо, — с трудом выговорила она, втайне надеясь, что так оно и будет.
— Хорошо, мама, — кивнула Амадея, зная, что не передумает. Душой она ощущала собственную правоту и не испытывала и тени сомнения.
Амадея обняла мать и крепко прижала к себе. Сейчас из них двоих она казалась старшей. Женщина, которая знает, что делает, и уверенная, что поступает правильно… Так же как и Беата, когда она покидала мать, чтобы соединиться с Антуаном.
— Идите
Слезы лились по лицу Беаты, но она послушно кивнула. Как ребенок, которым сейчас казалась.
— И ты… ты тоже, — пробормотала Беата. Амадея поцеловала младшую сестру и улыбнулась. Грусть расставания заслонило всепоглощающее чувство радости и покоя.
Амадея не взяла с собой ничего. От своей одежды она скоро избавится. Платье и шляпку отдадут бедным. Со временем Амадея даст обеты бедности, целомудрия и покорности. Даст охотно и с готовностью. Ее не пугало то, что ее ждет: недаром ее глаза сияли. Наверное, точно с таким же выражением Беата встречала Антуана на вокзале в Лозанне, когда их жизнь только начиналась.
С таким же выражением встречала она и рождение Амадеи, когда жизнь Амадеи только начиналась. Начало. Не конец, как опасалась Моника.
Амадея обняла родных в последний раз и позвонила в колокольчик. Ответили ей быстро. Молодая монахиня посмотрела в крохотный глазок и отворила дверь, не показавшись пришедшим. И Амадея тут же исчезла. Переступила порог, больше не оглянувшись. Когда дверь за ней закрылась, Беата и Дафна долго стояли, прижавшись друг к другу. Теперь их только двое. Вдова и ребенок. Амадея выбрала другую жизнь.
Глава 11
А в это время молодая монахиня, которая впустила Амадею, повела вновь прибывшую прямо в гардеробную. При этом она не сказала ни слова, но доброжелательная улыбка и теплый взгляд говорили сами за себя. Амадея все поняла. Было нечто глубоко утешительное в том, что ее встречали молчанием. Она мгновенно почувствовала себя в безопасности и осознала, что здесь ее истинное убежище. Монахиня окинула взглядом ее высокую, тонкую фигуру, кивнула и вынула простое черное платье, доходившее до щиколоток, и короткое белое покрывало. Монахини носили другие одеяния, но Амадея знала, что пройдет шесть месяцев, прежде чем ей позволят носить такое же, и только в том случае, если сочтут ее достойной. Тогда старшие монахини должны будут проголосовать за нее. А сейчас ее одежда указывала на статус новенькой, желающей вступить в орден. Черное покрывало она наденет, когда примет постриг, а до этого еще восемь лет.
Монахиня оставила ее на несколько минут, дав время переодеться. Отныне ее обувью станут грубые сандалии на босу ногу. Кармелиты считались орденом босоногих монахов и не носили туфель, что составляло часть страданий, которые они претерпевали за веру.
Амадея, дрожа от волнения, переодевалась. Наверное, она не чувствовала бы себя счастливее, даже облачаясь в подвенечное платье. Она не знала, что то же самое испытывала ее мать, надевая белое платье, сшитое собственными руками из кружевных скатертей. Сегодня Амадея обручается с Иисусом. Само же венчание состоится через восемь лет. Как долго ждать!
Вернувшаяся монахиня сложила одежду Амадеи и ее ботинки в корзинку для бедных. Все остальное мать пообещала сохранить, на случай если дочь передумает. По правде говоря, Беата была просто не в силах расстаться с вещами Амадеи, как это бывает с родителями умерших детей: они хранят все мелочи, все игрушки, не в состоянии оборвать последнюю невидимую ниточку связи с прошлым.
Но для Амадеи это уже ничего не значило. Ее жизнь здесь.
Облаченную в новую одежду, ее отвели в часовню, где собрались остальные монахини. Им предстояло долгое молчание, в продолжение которого молящиеся старались
Когда монахини пошли обедать, Амадею отвели в кабинет матери-настоятельницы. Амадее следовало поститься до ужина, что было ее первой жертвой Богу. Мать-настоятельница тоже пожертвовала обедом, чтобы поговорить с новой послушницей.
— У тебя все хорошо, дитя мое? — участливо спросила она, поприветствовав ее словами «мир тебе», которые Амадея повторила, прежде чем ответить на вопрос.
— Да, спасибо, матушка.
— Мы счастливы принять тебя в наш круг.
А община была велика. В эти дни многие обращались к духовной жизни. Да и лекции Эдит Штайн сделали свое дело. И хотя шумиха вокруг ордена кармелитов отнюдь не радовала настоятельницу, многие, в том числе и эта молодая девушка, выражали желание служить Господу. Эдит Штайн постриглась год назад под именем Терезы Бенедикты во Христе, и Амадее еще предстояло встретить ее, хотя все выражения восхищения и почитания были здесь строго запрещены. Это была община сестер, а не собрание индивидов с различными характерами и идеями. Они тут, чтобы поклоняться Христу и молиться за всех, в этом их предназначение, как напомнила Амадее мать-настоятельница, и девушка сказала, что все понимает.
— Ты будешь делить келью с тремя другими сестрами. Разговаривать можно только за столом и перед сном, и только о делах общины, ни о чем ином. Здесь у тебя не должно быть подруг. Все мы подруги Христа.
Амадея вновь благоговейно кивнула.
Мать-настоятельница, высокая худая женщина неопределенного возраста, с проницательными глазами и добрым лицом, понравилась Амадее. С этого дня она станет ей настоящей матерью, которая будет помогать Амадее, охранять, оберегать ее, и Амадея должна ей подчиняться, как и другие монахини. Отныне у Амадеи — другая семья, и для нее никто более не существует. Господь позволил ей жить с матерью и сестрой до восемнадцати лет, но теперь это время закончилось, и она может лишь по доброте душевной писать им. И молиться за них. Ей сказали, что правила ордена позволяют писать домой раз в неделю, но прежде всего — работа и молитвы.
Амадею прикрепили к прачечной, если останется время, велели еще и мыть кухню. Если же она успеет выполнить все задания, разрешат работать в саду, что считалось привилегией и честью. Мать-настоятельница напомнила ей слова святой Терезы Авильской о том, что Господь входит в сердце, когда мы остаемся в одиночестве. Амадея должна была как можно больше работать и постоянно молиться. Главными событиями дня были мессы.
— Помни, святая Тереза учила нас, что для молящегося главное — не думать, а безоглядно любить. Ты здесь для того, чтобы любить сестер и мир. А со временем, если Господь благословит тебя призванием, ты станешь Его невестой.
Все это казалось Амадее огромной ответственностью и честью, которую она пока ничем не заслужила. Но постарается заслужить. Амадея уже придумала себе новое имя. Она станет сестрой Терезой Кармелитской. Но пока ее как всего лишь желающую вступить в орден станут звать сестрой Амадеей. После ужина Амадее должны были показать ее келью. Она уже знала, что одним из правил орденского устава было воздержание от мяса — для всех, кроме больных, которым требовалось специальное разрешение доктора. Но от этой роскоши Амадея могла легко отказаться, так как еда никогда не играла определяющей роли в ее жизни.