Овертайм
Шрифт:
Первый звоночек прозвучал для меня в день приезда в Америку Майорова и Васильева — генерального менеджера и старшего тренера сборной России. Они рассказали о своих планах, что соберут нас на месяц пораньше, отвезут на сбор в Ялту или в Сочи. «А потом приедете в Москву, мы вас раскидаем по клубам, вы там будете вроде бы как на отдыхе, а на самом деле будете тренироваться, чтобы хорошо подготовиться». Я вижу, люди приехали из другого мира. В НХЛ есть игроки, которые заканчивают сезон в июне, а тут с первого июля им хотят устроить сбор. Это после почти ста труднейших матчей. И есть еще такой немаловажный факт — он в договоре записан, — что перед Кубком мира команды могут собраться не раньше чем за три или четыре недели до начала. У всех должны быть равные условия. Мы живем в нормальном мире, и не надо готовиться к встрече с врагами, когда все средства хороши. Не надо втихаря тренировать команду три месяца, когда другие соберутся только за три недели. То есть все у них остается по-советски. Опять надуть, опять обмануть. И делать это, как всегда, за счет ребят. Мы снова в особых условиях.
Другое мнение было у приехавших. По правилам мы, допустим, 13 августа должны первый раз собраться, а они уже запланировали на 14-е игру с финнами. Майоров еще сказал, что финны слишком выступать стали, они нас обыграли на последнем чемпионате мира, надо их на место поставить, что и сделаем — закатим им такую игру.
Я спрашиваю: «Борис Александрович, как закатим игру, когда мы только за день до нее должны собраться, а на следующий уже играть? Ну, а если травмы люди получат?» Но меня слушать не хотят, они уже решили: все приедут сначала в Сочи или в Ялту, потом будут по клубам тренироваться. Такой разговор состоялся в Детройте. Мы впятером все это выслушали (во всех командах НХЛ по одному-два игрока из России и только в Детройте — пятеро), потом нам объявили, какие вознаграждения предлагаются… Но я сказал, что нам надо обсудить ваши предложения, а подумав, мы скажем, что на наш взгляд правильно, а что неправильно. Может быть, что-то нужно будет поменять в ваших планах.
А приехав в Москву, Майоров дает интервью и смысл его таков: с какой стати мы должны слушать игроков? Их дело гонять шайбу. Они только здесь, в России, вякают, а там сидят язык в одно место засунули. Кто они такие, почему я, генеральный менеджер, должен с ними считаться?
И получается: от чего я сбежал семь лет назад, к тому же и вернулся. Можно было «встать и уйти», пусть молодые суперзвезды разбираются с ним сами, если он о них такого мнения. Но я посчитал своим долгом высказаться по этому поводу, объяснить, что игроки — не пешки, подобное должно быть хорошо известно Борису Александровичу, который и сам был далеко не последним игроком в сборной. А нынешние, профессионалы, они пережили и забастовки, и локауты и видели, как не приходят в кемп, пока денег не дают столько, сколько требуют. Они знают, что игрок защищен профсоюзом, защищен законом и имеет свой совсем не слабый голос. Естественно, что игрока в НХЛ без ведома меняют, но нередко это на пользу игроку, если он не подходит команде, то ему лучше ее сменить.
После высказываний Майорова в Москве в Америке сразу сложилось мнение, что человек, который так думает о профессионалах, просто не имеет права работать с ними.
Нас потом успокаивали, объясняли, что Борис Александрович — человек горячий и непростой, но если он, генеральный менеджер, считает возможным так высказываться, то каким-то образом должен отвечать за свои слова. Возможно, та заваруха пошла на пользу Майорову, может быть, учтя ее, он стал самым лучшим генеральным менеджером в мире, но в той ситуации мы посчитали его слова оскорблением в адрес игроков, к тому же еще и необоснованным. Так начало развиваться непонимание.
Следом за Майоровым и Васильевым нас посетил председатель Федерации Валентин Лукич Сыч. Произошла, как мы ее называем, «встреча в Виндзоре». Виндзор — это город в Канаде. У Сыча почему-то не стояла в паспорте американская виза, и покинуть Канаду он не мог. Но Виндзор от нас буквально за речкой, туда приехали представители Лиги и наш профсоюзный босс Боб Гуденоу со всеми своими помощниками, прибыли и три помощника главного комиссионера Лиги — то есть самые важные люди НХЛ, а на прямом проводе постоянно находился президент Международной федерации Фазель. И всех этих людей волновал вопрос формирования сборной России.
Возможно, главная причина неудачи сборной России на Кубке мира кроется в истории с ее главным тренером. Было много сложных моментов в наших переговорах, но вопрос с тренерами — это особая глава.
Перед приездом в Канаду Сыча мы узнали, что в Москве началась чехарда с тренерским составом. Никто из легионеров не имел ничего против Васильева, вопреки тому, как потом утверждали об этом в Федерации. И когда выяснилось, перед самым началом сбора, уже летом, что Дмитриев заболел, большинство проголосовало за возвращение Васильева, но этот важнейший вопрос все равно решался без нас. Другое дело, что мы тоже думали, кто же из тренеров может быть достаточно авторитетен для такой непростой сборной? Решили, что Юрзинов — и лучше него нам не найти. Владимир Владимирович давно работает на Западе, он отличный тренер, хотя без амбиций, при Тихонове он всегда был вторым. В общем, мы со всех сторон обсудили его кандидатуру и решили, именно Юрзинов — самая подходящая фигура. Я позвонил к нему в Финляндию, потом все ребята, каждый взял трубку, сказали: «Владимир Владимирович, мы хотели бы, чтобы вы приехали». Он ответил, что не хочет конфликтовать с Федерацией. Мы говорили: «Вам не надо конфликтовать, мы вас поддерживаем». Юрзинов: «Вы учтите, я не хочу вообще никаких конфликтов». Я не выдержал: «Хоть раз в жизни вы можете побороться? Вам же никакой покровитель уже не нужен в этой жизни, вы уже достаточно прожили, знаете что происходит вокруг. Я думаю, для вашего престижа не так плохо стать тренером такой команды». Потом он передал через общего нашего приятеля, чтобы я перезвонил. Я это сделал, и Юрзинов дал свое согласие. А потом взял и отказался.
Эпопея с тренерами нуждается в некоторых деталях. Итак, мы предложили Юрзинова еще в Виндзоре, Сыч нам на это ответил, что у Федерации с Васильевым контракт на 3 года: «Я его подписал, я ему доверил команду до Олимпийских игр, я не могу его убирать с поста старшего тренера». Тем не менее, несмотря на Олимпиаду, на контракт, благополучно его уволили в мае после чемпионата мира 1996-го и волевым решением назначили на этот пост Михайлова. Мы же просили назначить Юрзинова главным тренером только на этот конкретный турнир, такая формулировка Васильева обидеть не должна и его контракта не нарушает. Ни один человек из состава делегации, предложенного нами, у Сыча никакого противодействия не вызывал. Единственный вопрос, поднятый нами, и о чем мы так и не смогли договориться, — старший тренер. Сыч настаивал (он не подозревал о предстоящем провале на первенстве мира), чтобы Васильев обязательно оставался старшим тренером, и говорил нам, что Юрзинов согласится на должность ассистента. Но буквально за час до встречи мы звонили Юрзинову в Финляндию, и он сказал, что не давал согласия быть помощником у главного тренера.
Когда сейчас, после Олимпиады, Юрзинову высказаны десятки комплиментов и его совершенно заслуженно наградили в Кремле орденом, я думаю, как бы все могло пойти по-другому, согласись бы Юрзинов в 1996-м, а не полтора года спустя на пост старшего тренера сборной России.
Но Владимир Владимирович совершенно справедливо опасался прежнего руководства Федерации, зато когда Федерацию возглавил Стеблин, президент «динамовского» клуба, откуда «родом» и сам Юрзинов и как игрок, и как тренер, никаких сложностей с его назначением на пост старшего тренера не возникло. И этот выбор, как я и предполагал за несколько месяцев до Кубка мира, оказался наилучшим.
Но вернемся к «Виндзорской встрече», на которую мы приехали из Детройта снова всей «пятеркой». Вопросы финансирования на ней решили быстро — дело в том, что, по положению турнира, премиальные выдаются игрокам (там еще много пунктов было, например один из них — об использовании имени игрока, с этого тоже должны какие-то отчисления идти игроку). Но основная схема заключалась в том, что все деньги — в общий котел, неважно, кто сколько заработает, — все поровну.
У нас возникло еще и такое предложение: поскольку у наших ветеранов, как правило, плохое финансовое положение и они нуждаются не в подачке на водку, а в расходах на лечение, так как бесплатно уже ничего нельзя сделать, то неплохо было бы часть денег, которые получат игроки, отдать в профсоюз игроков, организованный в России. Профсоюз возглавил Владимир Борисович Ясенев, которого знало не одно поколение хоккеистов — он много лет работал в сборной Союза. В совет профсоюза игроков вошли уважаемые и порядочные люди, которые правильно распорядились бы этими деньгами. И никто не должен был этих сумм касаться. Деньги переводились бы, но не в руки, а на лечение, на закупку лекарств, на другие необходимые вещи. Причем любой член профсоюза мог бы прийти и проверить, куда уходят средства. Такая была у нас мечта, и вроде бы все игроки согласились. Забегая вперед, скажу, что далеко не все молодые перечислили премиальные деньги в этот фонд, хотя разговор шел о двух с половиной — трех тысячах долларов. Мизерная цифра в сравнении с их зарплатой. Имена я не назову. Потому что, может, я тоже чего-то не понимаю в молодом поколении?
Сыч еще в Виндзоре нас предупредил: этот турнир для российской Федерации будет убыточным. Я спрашиваю: «Валентин Лукич, как же убыточный?» — «Считай, — он мне отвечает, — нам канадцы и американцы прислали факс, что заплатят всего по 25 тысяч за игру». Вот это для нас была новость! Это раньше они платили советской Федерации по 25 тысяч, когда для Советского Союза деньги не имели значения — главное победа, то есть политика. А сейчас — 25 тысяч за такие имена, которые собрались в российской команде… Для них, похоже, российская Федерация осталась по-прежнему советской. Я посмотрел на Боба Гуденоу и спрашиваю: «Боб, что ты об этом думаешь?» Я не стал спрашивать у Боба: «Неужели нам только 25 тысяч платят за игру?» Он, как и я, знал, что если, допустим, будут играть сборные Канады и Словакии, то на эту игру придет 5 тысяч зрителей, естественно, соответствующим будет и сбор. А если приезжает играть сборная России против сборной Канады, то на стадион придет столько людей, сколько он может вместить. Поэтому платить нам, как и словакам, мне показалось, мягко говоря, неприличным. Я спросил у Боба другое: какой, на его взгляд, правильный расчет? Он ответил: по крайней мере 40 на 60. 40 — вам, 60 — им. Теперь посчитаем — это нетрудно: 20 тысяч зрителей, в среднем билет стоит 30 долларов — это 600 тысяч долларов. 40 процентов — это 240 тысяч! Причем с одной игры. 240 тысяч, а не 25. И кстати, на матч сборной России с американцами в Детройте, когда «русская пятерка» играла против сборной США, пришло почти 20 тысяч зрителей. Потом состоялся матч с Канадой, зал переполнен — еще 600 тысяч. Вот уже почти полмиллиона долларов, которые покрывают все названные потом в Москве расходы на подготовку.