Озабоченный
Шрифт:
Совесть отошла в сторонку и отвернулась. Когда я успел таким стать? Вопрос остаётся без ответа. А с другой стороны, есть же публика, которая любит шоу артистов-гипнотизёров, где людей на их глазах унижают и каждый зритель представляет себя не тем, над которым потешаются, а наоборот, примеряет одёжку артиста-начальника. Вот и я такой же… наверное. А может просто гормоны играют, читал.
– Мне чисто ради эксперимента, - соврал я, - а тебе?
– Ага, - протянула скептически, - так я тебе и поверила. Да чёрт с тобой, не признавайся, что хочешь её, корову,
«Как это по-детски, будто в игрушки играет. Вера для неё кукла что ли? а для меня кто? А пусть это Верке плата будет за грядущую красоту», - я мысленно коварно ухмыльнулся.
Я дополнительно ввёл голос Катришки, как обязательный для исполнения, поменял команду с просто числа на словосочетания «красный один, красный два» и так далее, чтобы не случалось незапланированного срабатывания.
Вера сладко, со словами: «Как хорошо, Господи!», - потянулась. Оглядела себя, улыбаясь, поиграла грудями.
– Давно хотела раздеться на публике, - сообщила нам с Катришкой, встала на ноги и принялась неспешно одеваться. – Только я надеюсь, Пётр, Катя, что это развлечение останется между нами.
– Безусловно, - уверил я. Катришка промолчала. – Ты помнишь кодировку?
– Конечно! – ответила, не оборачиваясь, спиной к нам застёгивая блузку. – В целом её можно описать, как «меньше жрать надо». Проходила уже, но всё равно благодарю, Пётр.
– Сказала надменно.
Полностью совладав с блузкой, обернулась.
– Катя, сохранение тайны особенно тебя касается… - сказала с нажимом, не скрывая угрозы. И как ни в чём не бывало, - А где у вас зеркало? А, вижу, - и, подобрав сумочку, подошла к зеркальной двери шкафа-купе. – Надьке некоторые вещи знать вредно для здоровья, поняла?
У Катришки сделалось злое лицо и открылся рот. Я быстро зажал её губы ладошкой и прошептал в ухо:
– Не время, потерпи…
– А то мало ли что может случиться. С тобой тоже, кстати. Тысячу раз подумай прежде чем языком молоть. Не в обиду тебе, Пётр. – Закончила, наконец, свою мысль Вера.
«Она умеет поднимать тонус», - подумалось мне. Сказал же другое:
– А как тебе вообще всё?
С минуту она ещё поправляла волосы, редактировала глаза и губы, и лишь потом, решив, что красота наведена полностью, повернулась и ответила.
– Я тебе честно скажу, студент. Ты конечно молодой, зелёный и выглядишь как ботаник-замкадыш, но ощущения своей кодировкой мне устроил исключительно приятные, которых не испытывала никогда и никогда не забуду. Это как смерть и рождение, как вспышка чистого удовольствия, растянутая на века. Не знаю, как выразиться точнее. Кстати, а ты когда на учёбу? Я в воскресенье в Москву, как насчёт вместе? – закончила, состроив мне глазки.
– Не, я на больничном, - ответил я, с сожалением стуча по ноге.
– А, ну да, - согласилась она и присела на диван. – Жаль. В смысле, что вместе не получится, а то бы… - не закончив предложение, вытащила из сумочки айфон, включила и с сожалением покачала головой:
– Увы, но мне пора. Очень приятно провела время и надеюсь с пользой, - закончила говорить, вставая.
– Да, пора, - согласился я и подтолкнул Катришку. – Последовательно, не перескакивай.
– Красный один, Вера, - сказала сестра, не скрывая злорадства.
– Причём здесь красный? – удивилась девушка-автобус и вдруг забеспокоилась. Нервно огладила на себе брюки, будто что-то стряхнула с ляжек, сглотнула, и поспешила в прихожую, к босоножкам. – Мне действительно надо срочно бежать.
– Красный два, - продолжила счёт сестрица теперь уже спокойным тоном.
Послышался шумный, хриплый выдох. Мы с Катришкой переглянулись и синхронно встали. Меня кольнул страх от воспоминания о последствиях прошлого сеанса, но ничего, боль не появилась. Наоборот, вроде как сила в ногах добавилась.
В прихожей Вера сидела на корточках, спиной прислонившись к стене. Руки были зажаты между ног. Она глубоко дышала, явно пытаясь успокоиться. Увидев нас, девушка пересилила себя и потянулась к обуви.
– Сейчас, обуюсь… что-то прихватило… - она пыталась хоть как-то объяснить собственное поведение.
– Красный три, - сурово продолжила счёт Катришка.
– О-о-ох, - вырвалось из Веры и руки вернулись обратно в промежность.
Одна ладонь осталась там, активно двигаясь, другая поднялась к груди и стала мять её через одежду. Иногда девушка посматривала на нас, и взгляд её был виноватым, как у сенбернара. Что-либо сказать у неё не получалось – тихие, воющие стоны не перекрывали слова, нет, она банально не могла сообразить, не знала, как оправдаться.
Катришка, как мне показалось, прождала издевательски долго, прежде чем сказать «красный четыре». И понеслось. Вера начала сдёргивать с себя одежду.
Судорожно расстегнула и спустила штаны с трусами, задрала поверх грудей лифчик, руки загуляли по голой щели и по молочным железам. Правая, которая поселилась между раздвинутых ног, работала с частотой вибратора, периодически утопая в безразмерном лоне, левая тискала грудь, вытягивала соски. Мне представлялось, что там останется огромный синяк. Громкие стоны перемежались с хриплым шёпотом:
– Боже, скорее… не могу больше… ну пожалуйста, господи… кончить, кончить, мне надо кончить… по-жа-луй-ста!
– Красный пять! – торжественно произнесла Катришка.
Вера задёргалась, повалилась на пол, оказавшись спиной к нам, застонала ещё громче и замерла, сведённая сладострастной судорогой – теперь не мостом, а в позе эмбриона, свернувшись калачиком. Наконец, раздался облегчённый выдох и послышалось тихое:
– Хорошо… божечки мой, как хорошо…
Она пролежала почти минуту, прежде чем стала подниматься с неуютного, холодного, жёсткого пола. Встала на ноги и молча принялась натягивать штаны, не стесняясь нас совершенно.