Озборн
Шрифт:
Для этого надо было взламывать систему. Что, конечно, требовало времени. И немалого…
Программа взлома через интерфейс шлема запустилась достаточно просто. Оставалось только ждать, заодно раздумывая над тем, что тревогу мы не подняли только лишь по той причине, что никто не ожидал нападения. Все-таки защита хэрикериера была довольно посредственной, в основном все рассчитывали на то, что попасть на авианосец неприятелю просто не удастся.
Впрочем, уровень защищенности штаб-квартиры ЩИТ-а был прекрасно проиллюстрирован в первом фильме про Мстителей, когда несколько бойцов под предводительством
Неладное я почувствовал неожиданно. Это было похоже на всплеск на водной глади какого-то озера, всплеск, который обращает на себя внимание. Интуиция, заботливо взращиваемая все эти годы, взвыла раненным медведем, но слишком поздно.
Бойцы Брока упали практически одновременно. Я вывернулся, встал в стойку, пытаясь понять, откуда опасность, когда по ушам ударил резкий свист, словно от летящей пули. На секунду мир поглотила темнота…
– ---------
У меня было ощущение, что я моргнул. Всего лишь – моргнул. Закрыл глаза на секунду, и, когда открыл, все те события, которые произошли до того, как я открыл глаза, превратились в размытое пятно. Словно короткий миг тьмы отделил сон от яви, и я, наконец…
…Проснулся…
Из груди вырвался болезненный хрип, а по глазам бил свет, брызги которого расплескались по сетчатке, превращая картинку перед моим взором, в какую-то сероватую муть.
– Влад! – такой знакомый голос. Такой родной. Такой любимый. – Наконец-то… боже мой, как же ты нас напугал!
– Лиза, - я едва разлепил губы. – Что… ты… здесь… делаешь?
Приходилось делать длинные паузы в словах. Горло саднило, словно наполненное кусками мелкого, колючего стекла.
– Тише, тише, милый, - я почувствовал прикосновение. Нежное, доброе, мягкое прикосновение к щеке. Эту ладонь я узнал бы из тысячи.
До моего уха донесся всхлип. Кто-то плакал. Плакал украдкой, явно пытаясь задушить собственные рыдания. Напрасно.
– Лиза… - проморгавшись, я, наконец, увидел лицо. То самое – такое родное, такое любимое. То самое, которое уже отчаялся когда-либо увидеть так близко. Карие глаза – такие очаровательно огромные, окруженные мягкими ресницами под тонкими крылышками бровей. Этот нос - такой очаровательно неправильный, немного кривой, но от этого не менее прекрасный. Тонкие губы, в которых можно найти столько недостатков, но которые были милы мне больше, чем самые сочные и красивые губы на свете.
Лицо любимой женщины. Моей жены…
…Той, что ушла к другому. Той, что разбила мне сердце, унизила на глазах у всех. Той, что забрала двух детей, не оставив мне даже шанса с ними видеться. Той, что должна была быть сейчас в какой-то далекой стране, вместе со своим новым избранником.
Почему она здесь?
– Тише, любимый, ну чего ты? – она плакала. При этом губы ее были изогнуты в счастливой улыбке, да и в глазах застыло выражение всепоглощающего счастья. – Главное
Она снова всхлипнула, вытерла слезы тыльной стороной ладони, пригладила мне волосы.
– Знайте, Владимир Игнатьевич, что вас ждет очень серьезный разговор дома!
– безуспешно пытаясь придать голосу строгости, проговорила она. – Очень-очень серьезный!
И снова всхлипнула. Я закрыл глаза.
Что-то было неправильно. Была какая-то мысль, которую никак не удавалось ухватить за хвост. Как будто… будто мне снилось что-то важное? Но что?
Видимо, я заснул, сам не заметив этого. Потому что, когда я проснулся в следующий раз, тело мое уже слушалось меня отлично. Да и доктор, который пришел меня осматривать, ободрил:
– В принципе, Владимир Игнатьевич, у вас все в порядке, - в дежурной улыбке доктора не было не грамма теплоты. А вот во взгляде жены, что стояла рядом, с беспокойством глядя на меня, теплота была. – Думаю, вас можно будет выписывать уже завтра… При условии, конечно, что вы пройдете весь курс психологической реабилитации.
И такой требовательный взгляд в мою сторону.
– Мы все пройдем, - твердо ответила Лиза, не дав мне и слово вставить. Потом повернулась ко мне, улыбнулась мягко, нежно: - Вместе. Мы теперь все будем делать вместе.
– Звучит неплохо,– сказал кто-то в моей голове, вызвав острый приступ мигрени.
А в следующий миг, другой незнакомый голос, решительно потребовал:
– Проснись!
– Милый! – Лиза бросилась ко мне, обняла, уткнулась носом мне в ухо. Ее обеспокоенное дыхание согревало, словно мягкое майское солнце. – Мне показалось, что тебе больно… Что случилось?
– Ничего, - мой голос, почему-то казался мне… не своим. Странно. Почему?
– Ты уверен? – она требовательно взглянула на меня, и я, как всегда, растворился в них, исчез, утонул в этих прекрасных глазах.
– Абсолютно.
Лиза улыбнулась, погладила меня по волосам:
– Хорошо…
Следующий день прошел в каких-то процедурах: меня заставляли ходить по различным кабинетам, разговаривать с какими-то врачами, сдавать какие-то анализы… В результате поговорить с Лизой, я сумел только на следующий день, и только когда мы уселись в машину:
– Я все еще не понимаю…
– Чего ты не понимаешь? – она повернулась ко мне: столь радостно счастливая, столь готовая ответить на любой мой вопрос, что от этого становилось страшно.
– Почему ты не с… этим? Как его? Сергей Павлович? Вроде бы, вы хотели пожениться, как только будет закончено оформление нашего развода…
Она отвернулась, поджала губы, всхлипнула:
– Ты все неправильно понял, Влад, - произнесла она. – Да, это я виновата, наговорила в порыве злости всякие гадости, нафантазировала… Мне тогда даже в голову не пришло, что ты можешь воспринять мои слова всерьез…
Что-то было явно не так. Мой мозг никак не мог найти несоответствия, потому что воспоминание о том разговоре тоже расплывалось, исчезало из памяти, словно растворенное в какой-то кислоте.