Озёрное чудо
Шрифт:
— Пусть ходят, мне-то какое дело?! — холодновато усмехнулся парень.
— Уведут с-под носа, помянешь мои слова.
— О-о-ой, — Кольша снисходительно засмеялся, — да я свистну, косяк набежит.
— Во, во, досвистишься… Ты уж давай, паря, к одному краю пригребай: или не дури деуке голову, не сомущай, или уж закон Божий [120] примай, чтоб по-русски все, по-божецки.
— Ты чо-то, дед, нонче шибко разговорился.
— Не баламуть Тоську, не бери грех на душу, а на Покров мирком да ладком и свадебку сыграете. Ишь, чадородлива — глядишь — и рыбачка принесет, да Жданом и окрестите.
120
Закон
— Таких имен теперь не дают. Да и пошто в честь тебя-то?
— А чего, я жизнь, худо-бедно, ладом прожил. Може, и чадо ваше в меня пойдет.
— Ладно, дед, собрался на рыбалку, езжай, некогда мне с тобой рассусоливать, — правнук пихнул батик со всей мочи, и он заскользил по тихой, застоялой воде, с певучим журчанием обтекающей туповатый нос.
Когда старик уже опустил бархак, заменяющий якорь, и настроил уды, Никола, все так же прохлаждаясь с Тоськой на мураве под яром, сердито заворчал:
— Ну дед, ну Мазай, говорил же ему, под берегом сиди, так нет, вон как мористо увеслил. И откуда силы взялись…
— Здоровые были мужики, не чета ныненшним, — не пили, не курили.
— Но чо, Таисья, пойдем ко мне, — парень крепко обнял подругу и прошептал на ухо. — Дома никого.
— Еще не чище! — отпрянула Тоська. — С каких таких пирогов я к вам-то попрусь?! Кто я тебе?.. Заугольница?.. Ночная пристежка?..
— Да ладно, кончай приставляться.
— Хороший у вас дед, — с грустным вздохом сказала Тоська, поглядывая на чернеющий стариковский батик и, видимо, перебирая в памяти дедовы слова, сказанные про нее, вернее, про них с Кольшей. — И хорошо сказал… Бросишь ты меня, однако… Но ежли кинешь — утоплюсь, понял? Как в песне… — Тоська отчаянно пропела на всё озеро:
Если забудет, если разлюбит,
Если другую мил приголубит,
Я отомстить ему поклянуся,
В речке глубокой я утоплюся.
— Ладно, ладно, не реви!.. Пошто вы такие, девки: сразу брошусь, утоплюсь…
— А-а-а, теперь уж чо говорить, — дева невесело рассмеялась и, обхватив парня за шею, с неутолимой нежностью уставилась на него. — Снявши голову, по волосам не плачут… Ох, свалился же ты на мою голову, идол окаянный.
— Это еще кто на кого свалился, надо посмотреть, — улыбнулся Кольша.
— И за что я тебя полюбила, в толк не возьму. Ты-то меня хоть маленько любишь? — Тоська пытливо, с надеждой и сомнением всмотрелась в Кольшины рыбьи глаза. — Молчишь как рыба об лед. Да ладно, теперь уж все одно…
— А поехали-ка под Черемошник. Отдохнем, ягод поклюем.
— Какие ягоды?! Октябрь уж…
— Ползуниха… — парень засмеялся и потянул деву к лодке.
— Да не тащи ты меня волоком. Что я тебе, тёлка глупая. Сама сяду, — вырвалась Тоська и, дождавшись, когда парень спихнет лодку на воду, уселась на корме.
День вызрел теплый, но не жаркий, и тихий-тихий, на редкость тихий. На отлете сентября и зачине октября все чаще и чаще задувал хиуз — по-зимнему пробирающий до костей северный ветер, — косматил постаревшее в осени, гудящее по ночам озеро. А тут на диво, на погляд все утихомирилось, притаилось в сизоватой дымке. Даже чайки, и те промеж себя судачили вполголоса — баюкали задремавшее озеро, со вздохами поминали отлелевшее к небу бабье лето — и летали уже без былой рыбацкой суеты — плавными, печальными кругами, и не орали ором, не гомонили, вырывая друг у друга пойманных чебачков, — насытились, видно, остепенились да, построжав, собирались с духом в дальний перелет.
Ярыми кострами — красной, желтой, малиновой цветью — полыхал над озером таежный дыбистый хребет, отражаясь в белесой, будто омертвелой воде. И чудилось, там в озерной глуби, светится в осеннем угасании иной хребет — нежнее и чище, и замерли над гольцами сизые облака и, замедленно, отмашисто вздымая и опуская крылья, безголосо пролетают чайки.
От таежного хребта, где на каменистом облыске чернела заброшенная часовенка святого рыбацкого угодника Николы, истекало едва приметное, цветастое сияние, плыло над умолкшей водой, колыхаясь дивным миражом. В призрачном рое свечений и плывущего эхом с небес, ангельски-тихого пения старик одиноко сидел в лодке, изредка подергивая коротенькие уды-мотыльки, разложенные по избитому, отрухлявевшему борту, с коего сыпался в воду желтый прах.
Ближе к сумеркам озеро и пуще высветлилось, стало таким гладким и зеркалистым, что когда пролетала чайка, то ясно виделось, будто другая чайка скользит под водой, среди замерших в пучине белесых облаков, вытянутых, похожих на диковинных рыб; там же, в озерной глуби, среди белых рыбин являлось и лицо деда Хапа, опушенное ковылистой, выцветшей бородой, а встречь ему зазывно посвечивали обмельчавшие под старость, кротко синие очи.
…Хватились старика уже вечером, когда, приплыв берегом, выскочили из лодки Никола с Тоськой. В это же время вернулся Спиридон и, костеря своего непутного сыночка, суетливо сбежал с крутояра к воде. Прихватив на берегу сына, обнимающего на прощание сморенную Тоську, тут же набросился на него:
— Ты что же это, мякинна твоя башка, деда-то отпустил? — Спиридон, невысокий, кряжистый мужик, с крупным и будто сонным лицом, был непривычно возбужден и от досады готов был, кажется, плюнуть в сытые и бесстыжие Никольшины зенки. — Тетка Матрена доглядела… Здоровый уж бык, а соображения совсем нету, мать тя за ногу. Вот сыночек-то вырос на мою шею, а…
— Ладно, ладно, батя, чего разлаялся?! — огрызнулся сын, переминаясь с ноги на ногу, снисходительно поглядывая на шет бутного, низкорослого папашу. — Что я тебе, должен был его, как телка, на привязь посадить?
— Э-эх, вечно у тебя пень да колода… Тебя, как доброго, оставили за дедом присмотреть, а ты куда ушастал? — Спиридон поскреб сивую бороду и покосился на Тоську, хмуро оглядел ее с ног до головы. — О-о-ой, беда, беда, беда… Эвон чо дед отчебучил, на рыбалку умотал. А ты шуры-муры свои…
Тоська покраснела как маков цвет, испуганно одернула мятое и мокрое платье, потом, нервно прикусывая нижнюю припухшую губу, круто развернулась и, горделиво заломив шею, пошла к заимке.
— Ты бы подумал, бестолочь, маленько своей башкой?! — Спиридон постучал казанками себе в лоб. — Ты бы вспомнил, сколь ему лет?! Ох, беда, беда… Но чо шары выпучил?! Давай кричи деда… Каку холеру он там засиделся?! Пускай домой вес-лит… Кто сейчас на рыбалку ездит…