Озеро призраков
Шрифт:
Они выпили опять каждый из своей бутылки. Обух обдумывал предстоящий рассказ, Стысь ждал, что поведает бывший подельник.
— Я предлагаю твоему патрону сундук, — неожиданно выпалил Обух и впился взглядом в лицо собеседника, ожидая, какое впечатления произведут его слова.
Но Стысь вяло переспросил, ещё не поняв, что имеет в виду Обух:
— Сундук?
— Сундук.
— Какой сундук?
— Ты что, паря, никак не врубишься или дурака корчишь? За каким вы охотились.
Ни Стысь, ни Пол ничего не знали, какая участь постигла бывших их служителей, живы ли они или погибли, что сталось с сундуком, но полагали, что он у
— А что сундук не у Зашитого? — спросил Стысь, и Обух отметил, как маслянистые глаза Алика заинтересованно блеснули.
— Не у него, — ответил Обух, наливая себе третью рюмку.
— Тогда у кого же, у тебя?
— Какое это имеет значение. Он в надёжном месте, в зажальнике, и ждёт своего хозяина. Мне незачем иконы мочить.
Теперь пришла очередь удивляться Стысю и наливать себе коньяка.
— Выражайся яснее, — попросил он Обуха.
— Бусделано, — игриво ответил Обух и, выпив ещё рюмку, продолжал: — Зашитый, когда утащил сундук из-под носа Джека, спрятал его в тайном месте, потому что пробиться с ним через ваши заграждения было трудно, и чтобы не рисковать, он припрятал его, а сам решил атаковать «Камни», чтобы создать переполох, перебить охрану и смотаться вместе с сундуком в город, где у него был заранее приготовлен амбарец. Но выполнить этот план помешала шобла, которую вы держали в спортзале. Они напали на катер, на котором мы решили удрать. Я сам видел, как они перебили остатки наших. Я чудом спасся…
— А Зашитый? Что с ним?
— Зашитый кормит рыб в озере. Из всех в живых остался только я один.
— Почему ты знаешь, что Зашитый погиб? Ты видел его труп?
— Если бы не видел, то бы не говорил. Конечно, видел?
— При каких обстоятельствах? — допытывался Стысь, возомнивший себя следователем, ведущим допрос.
— Когда те мужики напали на катер, вахмистр так меня приложил, что я потерял сознание, а когда очухался, то был уже за бортом. Когда я выплыл, вдоволь нахлебавшись воды, то увидел, как катер на полном ходу идёт на скалы. Потом он взорвался у гряды, врезавшись в неё, а на нём были те люди с художником и Зашитый. Я подумал, ну всем копец. Но ошибся. Минут через пятьдесят или чуть больше, появились те художники, сели в джип и уехали куда-то. Одна моторка болталась на воде. Я вскочил в неё и отправился к гряде, думая, что раз живы мужики, значит и Зашитый тоже. Обошёл всю гряду, кричал-звал — никого. Куда это, думаю, умотал Зашитый, может, залез наверх, к нашему сундуку. Он, хитрый, Зашитый! Да и мы не простаки. Только я подумал забраться на скалы, как у самой воды увидел груду камней, сложенных холмиком. Видно было, что камни собраны недавно. Я стал их разбрасывать, думая, что под ними фрайера что-то спрятали и вдруг вижу дирижабли. Ёшь твой корень, подумал, дирижабли-то Зашитого, его сорок пятый размер… Потом и его откопал. Эти приятели художника, видать, пришили его. Но никаких огнестрельных или ножевых ран на теле не было, кроме синяков. Вся спина синяя… Я погоревал над бедным паханом и снова забросал тело камнями… Поэтому я и говорю, что остался из всей кодлы один.
— А художник с друзьями? Они продолжали искать сундук?
— Ещё бы! Утюжили гряду до холодов. Потом они бросили это занятие так и не найдя сундука. Я один знаю, где он, и хочу сказать об этом Загу.
— Я, конечно, передам твои слова хозяину, — подумав, сказал Стысь, — врёшь ты или говоришь правду. Если соврал, и в твоих
— Простит, не простит. Тебя это не должно беспокоить. Ты передай мои слова хозяину. А я пока посижу на фонаре.
— Где посидишь? — не понял Стысь.
— На фонаре, — серьёзно ответил Обух. — Подожду.
— Понятно, — промямлил Стысь, удивляясь многообразию русского языка, его величию и меткости выражений. — Где мне тебя найти? — после некоторой паузы осведомился он, — если Пол согласится с тобой встретиться?
— Меня не надо искать. Я сам тебя найду. Только не тяни. Я в Москве всего на несколько дней. Два дня тебе хватит переговорить с хозяином?
— Хватит за глаза. Завтра же переговорю.
— Лады.
Обух отпил прямо из бутылки остатки водки и встал. Прошёл в прихожую, натянул куртку, взялся за ручку двери.
— Покеда, Алик. Не провороньте с патроном добычу, как в прошлый раз. Я пока предлагаю, но могу и передумать. Ваш ход, маэстро гроссмейстеры.
Стысь хотел спросить, почему он так расщедрился: знает, где сундук с неимоверными сокровищами, а сам не хочет его брать. Но не стал спрашивать, предоставив это Загу, если тот захочет вообще связываться с Обухом. Уж больно всё выходит, как в сказке.
Обух хлопнул дверью, и его грузные шаги затихли на лестничной клетке. Стысь вытер влажный лоб. Изрядно все-таки Обух его перепугал. Он уж и думать забыл об этом злосчастном сундуке и всех событиях с ним связанных, а здесь появляется бывший подельник да ещё с таким предложением. Есть о чём задуматься.
Может, Обух не врёт. Всё действительно так и есть, как он говорит. И обретение сундука вновь заставит Пола вернуться к прежней жизни.
Стысь вздохнул. За прошедшую зиму Пол заметно, очень заметно, изменился. Кроме грубости и вспышек гнева у него появилась еще беда: он ежедневно стал прикладываться к рюмке. Никакие доводы Алекса о вреде алкоголя в бизнесе на него не действовали. «Кто бы мне говорил, — возмущался Пол, чуть ли не брызгая слюной, — но не ты». Тут уж наставала очередь негодовать Стысю: — «Я пью, но ума не пропиваю», — горячо возражал он. Душеспасительные речи нисколько не помогали, и Алик вскоре бросил это занятие, целиком полагаясь на судьбу. Визит Обуха может и послан самой судьбой. Может, это всколыхнет Пола, заставит его забыть Ольгу…
Глава третья. Предложение
Утром, едва проснувшись и посмотрев на часы, Стысь позвонил Полу. Однако никто трубку в офисе не брал. Он связался с секретаршей, и та сообщила, что у Пола разболелась голова, и он на работу не приедет.
— Ещё бы не разболеться, — усмехнулся про себя Стысь. — Сколько вчера спиртного вылакал…
Раз Пола нет на работе, значит, он на своей загородной вилле приходит в себя. Стысь набрал номер мобильника шефа. Заспанный голос вяло пробормотал:
— Я слушаю.
— Это я, Стысь.
— Стысь?!
— А ты что не узнал?
— Узнал, конечно, — слабым и безразличным голосом ответил патрон.
Стысь подумал, что Пол в глубочайшем похмелье, не рад свету белому и проклинает день своего рождения. Сам же он уже вполне оправился от вчерашних возлияний после двух чашек крепкого чая с ванилью, и не преминул кольнуть шефа:
— Ты изменяешь своим привычкам, мон шер. Раньше ты допоздна не спал?