Озеро скорби
Шрифт:
Три узла. На веревках, которыми удушили и Дэнни Брейзила, и Урсулу Даунз, было три узла. Может, это была не единственная связь между убийствами. Только бы она смогла привести мысли в порядок! Ей был нужен логичный план действий, а не эта хаотичная куча полупроведенных связей и вопросов.
Она задумалась, а не была ли ее уверенность по поводу невиновности Кормака того же рода, что ощущают люди, чьи любимые утверждают о своей невиновности, когда на самом деле виновны. Кормак, возможно, был виновен в другом — виновен в галантности, смешанной с глупостью, из-за которой отважился отправиться той ночью в дом Урсулы, без единого свидетеля, который смог бы подтвердить его слова. Почему он не взял ее с собой, если хотел только успокоить Урсулу?
Нора посмотрела через стойку и увидела знакомое лицо. Человек, который был в доме Урсулы этим утром — Куилл. Когда говорили, что человек выглядел достойно, то имелся в виду кто-то вроде Десмонда Куилла, тип лица, который «хорошо» старился. Скорее всего, ему было за шестьдесят, но он был широкоплеч и в хорошей форме, со строго очерченными, ровными чертами лица, квадратной челюстью и пышной серебристой шевелюрой. Что-то в его прямой позе напоминало ей элегантную птицу, серую цаплю. Нора не знала этого человека, но когда приблизилась, положение его плеч и стоявший перед ним двойной виски наполнили ее щемящей болью.
— Мистер Куилл?
Он не повернулся, лишь глаза его быстро сверкнули вверх, не задерживаясь на ее лице.
— Вы были в доме Урсулы этим утром, — сказал он; его речь была заметно замедлена алкоголем. — Простите, я не знаю вашего имени.
Она подсела на скамью напротив него, и он не возразил.
— Нора Гейвин. Я очень сожалею об Урсуле. Я слышала, вы говорили, что были ее другом…
— Они не дадут мне уехать, вы знаете. Пока их расследование не докажет, что я не хладнокровный убийца. Будто я… — Он потер висок, словно массируя бившуюся там вену, закрыв глаза и глубоко дыша через нос. Нора посмотрела на его сморщенные веки и резкие морщины на лице, которые скорее увеличивали, чем уменьшали его привлекательность.
— Я рассказал им все, что знаю, — сказал Десмонд, — что она позвонила мне в Дублин прошлой ночью, сказала, что ее кто-то беспокоит. Она не сказала, кто это, сказала только, что немного встревожена. Я спросил, не угрожает ли ей опасность, а она сказала… — Мгновение он не мог продолжать. — Она сказала, вряд ли это зайдет так далеко. Я сказал ей, что завтра же приеду, чтобы помочь ей разобраться. Я не собирался позволить ей остаться там, где она могла быть в опасности. Она обещала позвонить в полицию, если что-то еще случится. — Он поднял глаза, впиваясь взглядом Норе в лицо.
— Я знала ее очень недолго. Жаль…
— Что жаль?
— Жаль, что я ничего не могу сделать.
— Вы знаете, кто убил ее?
— Нет. Я хочу сказать… не знаю. Вы сказали, кто-то ее преследовал?
— Да, так она мне сказала. Звонит ей в любое время, краску прыскает на окна. Я предложил выехать сюда еще прошлой ночью, но она сказала «нет», ничего не произойдет. Мне следует подождать до утра. И я играл, как обычно, в шахматы, и проиграл.
Куилл поднял глаза, чтобы они встретились с ее, и Нора внезапно оцепенела. Он отвел глаза в сторону, словно тоже это ощутил. Янтарный виски перед ним выглядел густым и ароматным, прилипая к прозрачному стеклу, когда он поднимал его, чтобы сделать глоток. Нора изучала, как поднималось и падало его адамово яблоко над выглаженной до хруста белой рубашкой. У Куилла было одно из тех лиц, на котором словно вовсе не было пор, так прекрасна и свежа была кожа. Нора посмотрела на его галстук, ослабленный на воротнике, который все еще скалывала очень необычная булавка: бронзовый диск, на котором был выгравирован древний символ — трискелион, изящное трио спиральных изгибов.
— Я расскажу вам то же, что рассказал и полиции, — сказал Куилл. — Я подозреваю, кто мог угрожать Урсуле. Она рассказала мне, что у нее была короткая — и, по ее мнению, абсолютно неудовлетворительная, — связь с Оуэном Кадоганом прошлым летом. Все давно закончилось, по крайней мере, со стороны Урсулы, но Кадоган, очевидно, не хотел
Так значит, презрение, которое она видела на лице Урсулы, и гнев в глазах Кадогана, были настоящими, подумала Нора. Она была свидетельницей разрыва отношений и всей обычно связанной с этим боли и горечи.
Куилл немного отодвинулся, изучая выражение ее лица.
— Вы находите странным, что Урсула рассказывала мне о своих романах.
— Нет, не обязательно.
— Находите. Это ничего. Она хотела сделать так, чтобы я знал, во что я с ней влезаю. Думала, что если я узнаю о ней худшее, я отстранюсь, но ничего не вышло. Урсула очаровывала меня, поглощала меня. Почему я вам все это рассказываю? — Куилл пристально посмотрел на виски, а потом поднял глаза на Нору. — Она хотела рассказать мне о своих любовниках. А я хотел это услышать, потому что она ощущала необходимость рассказать мне. Несомненно, некоторые люди, может, большинство, подумали бы, что это странно. Я не могу сказать, что это не так. Я не защищаю всего этого и не отрицаю. Это просто факт. Это существует. Думаю, в мире есть и более странные вещи, чем потребность признаться, довериться кому-то. Наверное, это позволяет чувствовать себя чуть менее одиноким.
— Почему вы? Почему она выбрала вас в свои исповедники?
— Я не знаю. Может, потому что я воздерживался от вынесения суждений. Так поступает любовь, не правда ли?
Нора подумала, что у нее, наверное, никогда не было такого своеобразного разговора с абсолютно незнакомым ей человеком. Иногда смерть находит способы прорваться сквозь общественные обычаи и приличия. И в некотором отношении Нору даже возбуждала дерзость Куилла. Его пальцы сцепились вокруг стакана, стоявшего перед ним. Они были длинные и тонкие, почти непропорциональные по отношению к остальному его телу, и Норе казалось, будто она ясно видела сквозь кожу, как к узловатой пясти каждого пальца прилегает основание в виде чаши.
— На самом деле я практически не знала Урсулу, — сказала она. — Я встречала ее всего несколько раз на болоте. Но я нашла ее этим утром, и, наверное, именно это заставляет меня чувствовать, будто мне следовало бы приложить усилие узнать ее лучше.
— Что вы хотите узнать? Интересно, что говорит о человеческой расе то, что мы куда больше заинтересованы в мертвых, чем в живых? Пока она жила, никто не любопытствовал об Урсуле — что за человек она была, что двигало ею, волновало ее, заставляло вставать с постели каждое утро. Теперь, когда она мертва, вы не единственная, кто задает мне тот же вопрос. Я не пытаюсь заставить вас чувствовать плохо, мисс Рейвин, мне просто любопытно. Быть с Урсулой — это было как получать сильный электрический разряд. Вокруг нее все искрилось, никакого просиживания на месте, никакой пассивности. Кому бы хотелось увидеть, как такое погаснет?
Нора думала об Урсуле, она видела, как она провоцировала Оуэна Кадогана, высмеивала Чарли Брейзила, — и задумалась, а не был ли рассудок Десмонда Куилла затуманен его чувствами. Затем она вспомнила кошмарное зрелище, которое увидела несколькими часами ранее, и поняла, что не важно, что бы она ни сделала, Урсула Даунз не заслуживала смерти, которую встретила сегодня.
— Мы встретились лишь несколько месяцев назад, — сказал Куилл. — На открытии выставки в Национальном музее. Мы случайно там столкнулись. Знаю, это кажется нелепым, но иногда испытываешь что-то вроде неожиданного узнавания, и со мной так и было с самого начала. Никаких иллюзий. Никогда прежде я не ощущал такое родство, как с Урсулой. Мир, наверное, видел нас в одном и том же свете, холодными и немного жесткими. Я предпочитаю называть это несентиментальностью. Но Урсуле хватало причин, чтобы не доверять миру. Это обычная реакция на предательство. Подумайте; единственный человек, на которого вы опираетесь, разворачивается и использует вашу же уязвимость против вас, — Он пристально посмотрел на почти пустой стакан виски, вспоминая; выражение лица у него было отстраненное.