Ожог от зеркала
Шрифт:
– Подлинные имена, данные субъекту родителями либо создателями, что перетекает, полностью идентифицируют не сам субъект, но замысел субъекта. Даже если потом накопится несоответствие. Общее имя из местного языка, например, название животного, аналогичное имя из родного языка, абстрактное имя из всеобщего языка, условное имя, последнее действительно может быть случайным звуковым рядом, и действующее в повседневности псевдоназвание предмета.
– Неплохо, – сказал лектор. – Даже бессмысленное слово, несущее в себе глубинные корни языка, наполняется определённым смыслом.
Тарас промотал веретено вперед, пропуская часть лекции.
– Абракадабра – не воспринимаемые единой Сущностью слова, сбивающие последовательность глубинных слоев творения (временно, конечно), оформляются в дальнейшем как заклинание. Реально же требуется непоколебимый настрой и расшатанность этих слоев, способствующая исполнению желаний человека. Дети, легче ощущающие такие вещи, не вбитые до упора в реальность, часто практикуют повторение какой-нибудь ерунды, иногда осознанно связывая с ней исполнение своих простеньких помыслов. Они могут ощущать раскачку слоев, получая при этом примерно то же ощущение, что и на качелях. Самые талантливые к магии формируют свои псевдозаклинания и даже активно их используют. Взрослым для достижения подобных состояний требуются раскрепощающие мозг препараты, простейшим из которых является алкоголь...
Тарас снова прокрутил веретено вперёд.
– Каждый из вас уже умеет выходить во фрактальное поле. Мескалиновые или даже обычные мухоморы...
Ещё движение вперёд.
– Вопрос к аудитории, что проще определить визуально – склонность человека ко злу либо склонность к ругательствам?
Сразу несколько рук взлетело вверх, обесценив баллы ответа, поэтому бакалавр сделал разрешающий жест, и с мест зашумели:
– Конечно, к ругательствам.
– Ругань.
– Брань на шее виснет.
– Зло так легко не вычисляется.
Лектор согласно кивнул и чуть-чуть пристукнул указкой о трибуну. Всё сразу стихло.
– Абсолютно правильно. Чёрное слово негативно по своей сути и потому провисает вокруг фрактала чётко обозначенной зеленью. До посещения капища или храма человек ходит... как если бы его вываляли в нечистотах. Только смердит в области фрактала. Холопы считают, что чёрное слово – спутник тяжелой жизни. Следствие того, что живём плохо и неправильно. На самом деле связь, конечно, обоюдна – человек, с детства тяготеющий к ругани, сползает в негативный фрактал со всеми вытекающими последствиями. Здесь все просто. Но служение злу? В чем тут дело?
И на этот раз всех опередила умненькая девочка с первой парты. По своему обыкновению, она затараторила, закатив глаза:
– Зло слишком условное понятие и почти целиком зависит от ракурса оценки. Мало кто осознанно творит зло, зато люди находят оправдание любому поступку. Зло – это обозначение социума, тот же поступок в рамках ценностей отдельного человека оценивается словами «ущерб» или «вред». В другом социуме этот же поступок может восприниматься противоположно, и крайний пример здесь война. Таким образом...
– Вставай, недоучка. Экзаменов не будет.
Тарас поднялся. Никита, явно хлебнувший пива, скалился во всю пасть. Небо за его спиной светилось разводами чистейшего багрового цвета.
– Как прогулялись? Всё нашли?
– Всё нормально. – Никита кивнул на хронограф. – Что смотрел?
– Лекции. Ничего особенного. – Тарас махнул рукой.
– Что там, в станице, что-нибудь заметил?
– Да много чего, – ухмыльнулся Никита. – В основном так, экзотика. Девочка одна интересная была. Да кольчуги у стражников. – Он покрутил в воздухе пальцами, объясняя. – Вроде как из ежевики.
– А насчёт нас... Что-нибудь слышно?
– Всё чисто. Купил местный листок – ни единой строчки. Далеко.
– Далеко, – эхом выдохнул Тарас и потянулся, глядя на заходящее солнце. Погода была замечательной – весенний ветер, несущий запах моря.
– С ежевикой мне понятно, это и есть ежевика. Местная разновидность. Они её должны замачивать в особом рассольчике. Она и стрелы держит, и ножи, а заговоров против этой колючки... Можно сказать, не существует.
– А что ж я об этом не слышал?
– Книжки надо читать. По географии.
– Чего ж у нас такого нет?
– У нас немного другая ежевика. Похожа, но свойства чуть-чуть не те. А потом, возни с ней много. И неудобная. Панцири нашего магистрата, ну, эти шкурки, что мы тогда мазали, – Тарас и Никита вместе улыбнулись какому-то воспоминанию, – их на поток клепают. Но это тверская разработка. А так они везде разные.
– У нас я таких оплёток не видел.
– Я видел один раз, казаки приезжали. Забавно смотрится. Но наш панцирь и обычный удар держит. Так что плести эту хрень из тверских колючек никакого смысла нет. Да и сложно. Не свитер связать.
Никита выставил вперед ладони, останавливая Тараса.
– Ладно, ладно, специалист. Я уже понял. Со всеми вопросами по вязке буду обращаться к тебе.
– Валяй. С кем собираешься вязаться?
– Тьфу, – укоризненно плюнул Никита. – Всё что угодно вывернешь.
– Ты первый начал, – лицемерно вздохнул Тарас. – Так что там за девочка, на которую ты глаз положил?
– Да всё наоборот.
– Так что там за девочка, что тебе на глаз наступила? – не преминул исправиться Тарас.
Никита решил больше ничего не уточнять.
– Некая Линьлен из местной цирюльни. На контакт особо не идёт, но чувствую, многое знает.
– Многое знает о чём? Она философ?
– Да хватит ёрничать, я серьёзно. Странная она какая-то. Лицо необычное, не местное. Как вроде из наших дворян.
– И что?
– Да ничего. Вот её бы порасспросить. Мне кажется. Кстати, ты пиво заказывал. Мы принесли тебе два флакона. – Никита махнул рукой, привлекая внимание Бредня. Тот выгружал спиртное перед шатром Хвоща. Бредень кивнул и приволок две большие пляшки.