Ожог от зеркала
Шрифт:
– Ну как... – Тут Андрей смутился. Судя по всему, его просто увлекла грандиозность баталии. – Завоюет соседей. Присоединит. И будет у него армия в два миллиона.
– Во-первых, маги всю его толпу раскидают. Применят шершней каких-нибудь, их по такому войску как раз выгодно применять. Или желатинчиком почву качнут. Мало не покажется. Во-вторых, самого правителя ассасины грохнут. Наши смертнички, чтоб другим неповадно было. В-третьих, завоёванное княжество под арбалет не встанет, его усмирять придётся лет десять, так что второго миллиона у него не получится. Ерунда это. Воевать должен воин, а пахать – пахарь.
– Ну,
– Ничего. Да на мотыльков погляди. Пусто.
Пилигримов снарядили специальными бабочками. В паре были ночной мотылёк и дневной королёк, целыми днями ползавшие в специальной коробочке. Рецепторы насекомых в магистрате перенастроили по срезам ауры беглых весталок. Теперь стоило любой из них оказаться в зоне чувствительности насекомых к запахам... Маги утверждали, что это примерно верста. Бабочка должна была взлететь и чётко обозначить направление, по которому идёт «манящий» запах. Рыцари разделились на пары и последовательно проходили квартал за кварталом, но пока без результата. Насекомые спокойно ползали в центре, у луночки с питательной пыльцой, не делая попыток взлететь. Для страховки у звеньевых имелись ещё серые «клубки», «заряженные» сразу на несколько пропавших артефактов башни. Здесь чувствительность была меньше, струны объявленной цели такой «клубочек» чувствовал всего за несколько саженей. Зато если удавалось взять прямой след, он уже его не терял, катился вдогон, как крохотная собачка.
«Клубки» также вели себя спокойно, а из этого следовало, что в уже прочёсанных городах беглецы отсутствовали. Таким образом рыцари уже вычеркнули Чернигов, Вильно и Ревель. Затем пришло сообщение, что похожих людей видели в Кракове. Подобных сообщений приходили десятки, но это звучало убедительно, да и Краков соответствовал литовскому маршруту. Поэтому оба звена спешно зельцанули в Польшу.
И вот Краков. Красивый город. Крепость над Вислой, лебеди, спокойный и приятный народ...
Но никаких следов Хвоща, Тараса или весталок. Информация не подтверждалась.
Дорога при каждом шаге отдавала серой пылью. Вся одежда покрылась тонким её слоем, в горле першил кашель, а лицо, залитое грязным горячим потом, давно уже не хотелось вытирать.
Лёнька, шагавший рядом, иногда чему-то улыбался, скалясь волчьими зубами, его гибкое загорелое тело казалось пропитанным какой-то особенной смолой. Остальные отстали.
Тарас притомился, но идти мог бы ещё долго. Лёнька вообще, похоже, только разгонялся – ему такой темп даже не сбивал дыхания, но следовало подождать остальных.
Разбойнички растянулись почти на полверсты, ведя в поводу лошадей, тяжело нагруженных серебром, покупками и частями летающих лодок.
Тарас присмотрел подходящую тень с прозрачным ручейком и махнул рукой, показывая дневку. Лёньку следовало придерживать.
Из-под ноги проводника взлетело целое сонмище белых бабочек – штук сорок, не меньше. Лёнька не обратил на них внимания, а подошедший Ярослав забеспокоился.
– Это нормально, столько бабочек? – спросил он у Тараса, держась за грудь.
– Ты как вообще? – встревожился Тарас. – Как себя чувствуешь?
– Всё хорошо, – успокоил Ярик.
– А чего за грудь держишься?
– Да так, чуть-чуть совсем. Мышцу прихватывает. Ты скажи, эти бабочки... Я слышал, ими как-то людей ищут.
– Ярик, ты не то слышал. Это нормальные бабочки. Там, наверное, навозная лепёшка.
Ярослав подошёл ближе и убедился, что белые красавицы действительно питались незнамо чем. Младший школяр смущённо усмехнулся.
– А я подумал...
– То, что ты подумал, совсем иначе выглядит. Этих бабочек ты не увидишь. Они в коробочках. И реагируют только на полный срез ауры, – мрачно сказал Тарас, вспоминая, как когда-то раскрылся перед деканом. Впрочем, он и сейчас считал, что декан не употребит свои возможности ему во вред.
Подошёл Никита. Сграбастал голову Ярослава и по-отечески потрепал ему затылок. Ярик оскалился.
– Вырос-то как. Похорошел.
– Заматерел, – легко подключился Тарас. – Встал парень на крыло. Окреп.
– Ну да. И ковыляет на этих крыльях, сладкая булочка.
– Скоро станет совсем большой...
– Ну да, – согласился Никита. – Подкачается, силёнок наберётся. Будет на них бегать.
– Оба дураки, – догадался Ярослав, пихнув в живот и того, и другого. Цветные, смеясь, обняли младшего. Никита постелил ему плащ, а Тарас достал из-за пазухи горсть кураги.
Ярик, пожиная лавры увечного героя, устроился с максимальным комфортом.
Лёнька не подвёл. Каких контрабандистов он уже водил и ходил ли здесь сам, осталось для тверитян загадкой. Парнишка каждый раз отшучивался, не желая распространяться о прошлых делах, что только добавляло к нему уважения. Но через зону боевых действий он провёл в лучшем виде – горными тропинками миновали пологий хребет, затем по руслу извилистого ручья, снова тропкой обошли каменную башню грузин, вокруг которой, если верить Лёньке, стояло несколько секретов, и, наконец, прошли участком вдоль обычного моря. То справа, то слева иногда погромыхивало, войска султаната постоянно использовали бомбарды, но в целом война здесь шла довольно вяло. В этом благодатном краю умирать как-то особенно не хотелось. Школяры торопились, опасаясь преследования и властей, и валчей. Несколько раз над ними пролетали стрелки на птицах, но, видимо, местные – не обращая внимания на маленький караван «контрабандистов», они улетали туда, где громыхало, и звуки боя обычно усиливались.
– Что-то они даже не снижаются, – «посетовал» однажды Хвощ на столь явную нерасторопность стражей.
– Так платим за тропу, за каждый проход, – простодушно объяснил Лёнька. – Да и спускаться здесь опасно. Горы.
– Вояки, твою мать, – ухмыльнулся Бредень, а Пушистый сообразил:
– Это не над лесом кружлять. Тут, блин, за любой камень – и достань тебя. А у нас только в дупло схоронишься.
– Вот ты бы лучше из дупла и не вылазил, – поддел его Флейта.
– А если кто забудет заплатить? – поинтересовался Хвощ.
– Раз забудешь, два забудешь... Потом подрежут, – меланхолично ответил Лёнька. – Я уж оставил на входе денежку.
– То-то ты на опушке тёрся, – сообразил Флейта. – А я и не заметил.
– Ты и не должен был заметить.
– А зря оставил. Пусть бы спускались, мы бы их жахнули, – расхрабрился Пушистый, поправляя аркебузу. – Послал бы своих абреков в Тамаркину норку.
– Не грози, не груби, и сам не будешь бояться, – философски ответил Лёнька. – У них своя служба, у меня своя.