Ожог от зеркала
Шрифт:
– И сколько платишь за проход? – спросил Хвощ.
– Не помню, – ушёл от конкретики их провожатый.
– А кого ты водил здесь последний раз?
– Так, ходили люди... – неопределённо ответил Лёнька. Хвощ протянул ему несколько серебряных ногтей.
– Давай рассказывай. Я тут ищу знакомца.
Тот мягко отвёл руку с деньгами.
– Да мне хватает, зачем лишние.
– Ну, – нетерпеливо спросил Хвощ. За его спиной хищно осклабился Флейта.
– Люди как люди, – объяснил, шевельнув ушами, Лёнька. Казалось, его глаза одновременно следят за обоими бандитами.
– Я ведь могу и рассердиться. Иначе
Сбоку придвинулся Свист, недвусмысленно покачивая кистенём. Лёнька побледнел, но голос его не изменился.
– Я тогда столько расскажу – не поверишь. Тут много забавных историй. Зачем они тебе?
– Молодец, – неожиданно похвалил пацана атаман. – А вы учитесь, дурни, разговаривать.
На турецкой земле они расстались. Так и не узнавший историю странной семьи «цирюльников» Тарас утешил себя тем, что вся жизнь состоит из обрывков чужих историй. Рассчитывались с лёгким сердцем – чувствовалось, что и их переход останется тайной для любого, кто будет расспрашивать Линьлен или её лопоухого братишку. Неожиданно решил вернуться один из рыбаков, присоединившийся на оршанских болотах. Он давно уже ходил смурной, может, не глянулась бродяжья доля... Тут, на границе турецкой земли, парень окончательно раздумал идти дальше.
За разрешением он подошел к Хвощу.
– Да возвращайся, – улыбчиво пожал плечами атаман. – Только не болтай никому, чего и как.
Рыбак, опасавшийся совсем другого исхода, обрадованно поправил заплечный мешок и шагнул к Лёньке. Тот, однако, не проявил никакого энтузиазма по поводу спутника.
– Тебе ж всё равно обратно идти, – попытался объяснить ему рыбак, но Лёнька только мотал лопоухой головой.
– Куда я пойду, это моё дело. Может, здесь пару дней побуду. Может, и дольше.
– Дак я подожду.
– Зря время потеряешь, – просто сказал «гоблин». – Про обратную дорогу мы не договаривались.
– Ну... я заплачу, – выдавил из сердца рыбак, которому было жаль расставаться с деньгами. Но Лёнька снова крутнул ушами.
– Да мне этого серебра хватит. Ты уж сам, мил человек, выкручивайся. – С этими словами парнишка шагнул за кусты, на которых уже раскрывались первые почки, там неожиданно что-то обвалилось, и Лёнька, видимо, съехал по желобу-ложбине, окончательно расставшись с маленьким отрядом. Судя по эффектности движения, способ был заготовлен заранее. Далеко внизу мелькнула его тень, махнула рукой, прощаясь, и их провожатый исчез.
Рыбак огорчённо хлопал глазами.
– Может, я тогда...
– Да иди уж, – улыбнулся теперь Флейта. – Рыбку вечером половишь...
Рыбак тоскливо посмотрел, соглашаясь. Уходить ему уже не хотелось. Но...
Пятясь, рыбак двинулся к кустам, унося за плечами свою долю. Никто не стал его останавливать. Вскоре, однако, Никита заметил, что парни Флейты куда-то исчезли.
Но к ночёвке они уже вернулись обратно.
Глава 10
Ещё у границы разбойники выправили себе купеческие паспорта – чтобы свободно ездить в Турции, иностранцам требовались специальные бумаги. Это встало в значительную сумму, зато потом до самого Стамбула добирались без осложнений.
Несмотря на дополнительные траты, лодки решено было не собирать. Меньше внимания.
Разбойнички Хвоща откровенно наслаждались путешествием, любопытствуя на каждой остановке. Привлекали их всякие пустяки.
Самкувшины с молоком и сметаной, что заряжались от солнца, а не от воды и ветра, как в Твери. Мягкий мышонок, внутрь которого был вделан звуковой амулет. Нажмешь на серое пузо – и мышонок поёт, не раскрывая накрашенного рта. Женщины, укрытые паранджой, кувшины на головах, горячий плов на улицах и обычай разуваться в храмах. Толстый горожанин, на груди которого светился не привычный силуэт солнышка и даже не мусульманский полумесяц, а заморский христианский крест. Увидев эту диковину, Свист подошёл поближе и стал рассматривать бедолагу, так что тот, засмущавшись, вскоре дал дёру – стоило Свисту поправить перекрутившийся кистень.
Ближе к Стамбулу христиан становилось больше, хотя мусульманская религия, конечно, преобладала.
Да и просто ослики, верблюды с одним и двумя горбами, свежий виноград – это ранней весной, – невиданные в тверских лесах маслины, на вид сладкие, а на вкус солёные, и прочая, прочая, прочая...
Бредень и Пушистый, заметив жующего здоровенного турка, бились об заклад, съест ли он лепёшку за два укуса. Съел за три, вкусно заедая свежим виноградом, но после двух осталась малая крошечка.
Отдыхали.
В Трапезунде наняли повозки. Местные с виду доверия не вызывали, хотя оказались народом дружелюбным и улыбчивым. Понимали друг друга плохо, объясняясь больше знаками, потом нашёлся толмач – турок, неплохо знавший русский, и дело пошло веселее. Понятно, ценных вещей без присмотра не оставляли, но не было и попыток воровства. Позже выяснилось, что турецкие законы ещё жёстче, чем порядки рыцарей и тверской стражи.
Кое-кто из ребят Хвоща поначалу лез в драку чуть не при каждой фразе перевозчиков. В непонятных словах разбойничкам чудилась насмешка или даже ругань. Потом пообвыкли, да и слова оказались простым разговором. Турки на конфликт благоразумно не шли, уступали, и лесная братия помаленьку угомонилась.
Удивлялись жаре, хотя и много о ней слышали, закольцованным горным дорогам, верблюжьему молоку и даже местным птицам. Произвёл впечатление столичный мусоросборник, в Твери такой только разрабатывали. Огромная полусферическая площадка принимала всякую дрянь, пока позволял порог объёма. Потом всё это заволакивал туман, и оно само в себя складывалось, уменьшалось вдвое, выделяя изрядное количество теплоты. Через несколько раз получалась плотная масса, из которой резали брикеты на топливо. По консистенции оно напоминало бурый уголь, только запах оставлял желать лучшего. На высокой площадке стоял турецкий маг, проверявший телеги с мусором. Полусфера не могла принять слишком много сырой глины и керамики.
Вскоре большинство из бродяг потеряло активность и позасыпало. Сказались усталость и напряжение последних дней. Тарас даже забеспокоился, не случилось бы чего, но потом увидел, что Флейта распределил дежурство, да и спали все ж таки не все. Кое-кто продолжал любоваться на чужие красоты. Варьку разморило прямо на его плече, солнышко припекало почти по-летнему, но вперемешку с холодным ветром, и Тарас почувствовал, что и сам потихонечку «уезжает». Постепенно увязая в тряской дреме, вздрагивая на толчках, школяр подумал, что надо бы ещё...