P.S. моей ученице
Шрифт:
— Ты уверен? — спросила Вика, надевая праздничную белую блузку, которую приготовила для праздника. Рассвет наступил слишком быстро для осознания, а малышка поспешила собраться, дабы не опоздать к подруге. Ее мягкая кожа буквально светилась в лучах утреннего солнца, когда она смотрела в зеркало возле окна, только выражение лица не казалось таким радостным.
— Абсолютно, — уверенно ответил я, подойдя к ней со спины. В отражении на меня смотрел уверенный мужчина, обнимающий за талию молодую девушку в белоснежном лифчике и накинутой блузке. С голыми ножками, на которые затем опустились мужские, широкие ладони. Мои ладони. Я понимал, что мое душевное состояние отличалось от Викиного. Она очень волновалась, боялась, что может пойти что-то не так. Хотя нет, я тоже страшился этого, но старался не показывать плохое предчувствие перед ней,
— Стас, я боюсь, — спустя несколько секунд, прошептала моя малышка, опуская свои маленькие ладошки поверх моих. Вчера мы это уже проходили. И не только вчера. Но и неделю назад. Месяц. Мы договорились, что после последнего звонка я приду к ним домой и сообщу ее матери о наших отношениях. Поначалу Вика протестовала, доказывая, что еще слишком рано ошарашивать ее мать такой новостью, однако мои безапелляционные доводы сделали свое дело. И она смирилась при условии, что будет присутствовать при этом разговоре. Я уже знал, что скажу ее матери. Представлял реакцию, осознавал, что нужно будет звонить в скорую, особенно после моего предложения. Вика ничего об этом не знала, да и я не спешил травмировать заранее ее психику, однако, спустя какое-то время, когда моя малышка будет готова к взрослой, семейной жизни, я готов встать перед ней на колени и предложить стать моей женой. Стать только моей. Навсегда. Я знал, что она не откажется. Потому что любит. Так же сильно, как и я ее.
— Малышка, мы это вчера обсуждали, — повторил я, оставляя поцелуй на ее еще влажной после душа макушке. — Нам нужно все рассказать твоей маме. Так будет легче и мне, и тебе. Я объясню всю ситуацию, — я старался уверить в этих словах мою малышку, прижимая к себе ее хрупкое тело все крепче и крепче. Я должен внушить моей девочке, что все будет хорошо, даже если сам в это верю с трудом.
— Она не поймет, — она вновь начала гнуть свою линию, прижимаясь ко мне спиной.
— Ошибаешься. У тебя хорошая и понимающая мама, а я помогу ей осознать и принять наши отношения, — повернув к себе лицом тонкое, нежное тело любимой, прошептал я, вглядываясь в красивые, полные невообразимых эмоций, малахитовые глаза, а затем прикоснулся своими губами к ее. Пухлым. Пылким. Пахнущим свежей клубникой. Даже через мой гель для душа просачивался ее естественный аромат. До боли любимый и родной. Только она может так пахнуть. Только моя малышка.
— Ты самый лучший, Стас, — между поцелуями произнесла малышка, когда мои губы перешли на тонкую шею, а маленькие коготки впивались мне в голову. — Обещай, что никогда меня не бросишь, — уже который раз подряд просила меня малышка, будто до этого я ни разу ей не говорил эти слов. Но сейчас я не имел ничего против, понимая, насколько ей тяжело давалась подготовка к этому дню. Ей нужна моя поддержка. А мне? Как-нибудь справлюсь.
— Я всегда буду рядом с тобой. Обещаю, — закончив цепочку поцелуев на ее шее, я вернулся обратно к губам. Я готов повторять эти слова вновь и вновь, лишь бы моя девочка успокоилась. Вряд ли это спокойствие продлится долго, уступая место мандражу, но я буду знать, что моя девочка вышла из моего дома с улыбкой на лице, предвкушая праздник. Это всего лишь эмоции, которые со временем пройдут, главное, чтобы это самое время пролетело гораздо быстрее, чем мы могли себе представить.
Главное, чтобы этот день поскорее закончился.
Вику я подвез до дома ее подруги, напоследок обняв хрупкое тело в белой облегающей блузке и темной юбке, которая поначалу показалась мне коротковатой, и оставив на губах легкий поцелуй, уехал в школу, дабы нас никто не застал вместе. Это последний день конспирации. Больше мы не будем скрываться и прятаться. Поздно играть в прятки. Это время пройдет завтра, когда я официально представлюсь матери Вики, как ее молодой человек, а не как учитель информатики и классный руководитель, однако плохое предчувствие, которое не давало мне покоя с самого утра так и не прошло. Я старался загнать его куда подальше, не отвлекаясь на него. Скорее всего, это просто волнение перед важным событием, не более того.
Всего лишь нервы…
Надо сказать, в школе творился сырбор. Ученики бегали, как сумасшедшие, а девушки резко вспомнили о моем существовании, обращая на меня куда больше внимания, чем в обычные будни. В этот момент я проклинал всех и вся, когда на меня набежала толпа нарядных девушек из одиннадцатых классов,
Однако эти мысли сразу же изменились через час, как я пришел в школу…
Пока в мой кабинет не ворвалась заплаканная Вика как раз в тот момент, когда я собирался в актовый зал, как классный руководитель выпускного класса. Слезы з потемневших мраморных глаз текли по ее щекам, косметика немного размазалась, расплываясь черными ручейками по лицу, а маленькие кулачки сильно сжали мою рубашку и притянули к себе в поисках сочувствия и чего-то еще. Защиты. Будто я способен уберечь ее от горечи и боли. Но в состоянии ли я это сделать? Да! Определенно. Только я не догадывался, насколько сложной окажется ситуация, в которую мы попали в самый неподходящий для этого день.
— Малышка, что с тобой? — тут же поинтересовался я, притягивая свою девочку крепче. Ее тело в моих объятьях периодически вздрагивало, а из губ вырывались громкие всхлипы, однако она не спешила произнести вслух слова, которые затем повергли меня в шок.
— Директриса знает о нашей связи, — слегка заикаясь, проговорила Вика. — Она предложила мне переехать в Питер, чтобы быть подальше от тебя, иначе исключит меня из школы, — скороговоркой произнесла малышка, утыкаясь обратно мне на плечо. Я не боялся, что ее тушь испачкает мою рубашку — сейчас не до этих мелочей. Даже не так. Меня не удивила осведомленность матери о наших отношениях, больше я поразился ее предложению. Какой нахуй Питер? Что там забыла моя малышка? А главное — как отреагировала в самом начале Вика и что ответила матери? — Я отказалась, — словно читая моя мысли, уверила меня она. — Я не оставлю тебя, Стас, — с каждыми произнесенным моей малышкой словом я не мог поверить в эту реальность. Я не мог понять, как моя мать узнала о наших отношениях, если отец обещал молчать. Я не мог осознать, зачем она попыталась отослать мою девочку в треклятый Питер. Для чего? Да мы встречаемся, но зачем она попыталась отнять ее у меня и, хуже того, исключить? Нет! Я не могу потерять свою девочку в тот момент, когда наши отношения так окрепли и перешли на достаточно серьезную стадию. Тем более Вика сама сказала, что не оставит меня никогда. Я должен защитить наши отношения, должен отстоять ее и свою честь. Не позволю, чтобы нас лишили будущего, а мою малышку — образования. Никогда!
— Я сейчас приду. Подожди меня здесь, — погладив напоследок любимое лицо и вытерев с глаз черные разводы большим пальцем, я оставил короткий поцелуй на пухлых губах и выбежал на всех парах в сторону директорского кабинета. Я не замечал недоумевающие взгляды учеников, не обращал внимания на женские возгласы, которые, казалось, преследовали меня весь день. Все это ерунда, пустяк по сравнению со сложившейся проблемой. Вашу ж мать, какого хера нужно было вмешиваться в мою жизнь именно сейчас? Да, мать всегда имела способность вставить свои пять копеек в мое пространство, но сейчас она перегнула палку, пригрозив Вике исключением. Или это такая шутка? Очень на это надеялся.
На мою радость, мать сидела на своем месте, будто поджидала меня, когда я, не постучавшись, ворвался в ее кабинет, а дверь громко стукнулась о стену и сразу же захлопнулась. Ее лицо не выражало какого-то возмущения или недовольства нарушением личного пространства, скорее наоборот на нем играло какое-то удовлетворение. Я бы удивился ее радости и легкой улыбке, но, как никто другой, знаю, что эти эмоции наиграны. На родное лицо матери надели маску, за которой не видно настоящих эмоций. Не видно никому, кроме меня.