Пациент

Девитт Джаспер

К счастью, кошмар той ночью больше не возвращался, и к моменту возвращения в больницу я более или менее о нем забыл. Читая историю болезни, я проникся твердым намерением все-таки отыскать какой-то способ лично пообщаться с нашим загадочным проблемным пациентом. Подумывал, как бы проделать это через голову своего руководителя, поскольку знал, что тот решительно пресечет подобные начинания. Проводя со мной ознакомительную экскурсию по отделению, он намеренно даже не заходил в тот конец коридора, где располагалась палата Джо. Когда я спросил его про это, он чуть не оторвал мне башку – велел заниматься моими собственными пациентами и не совать нос в дела других психиатров. «Ты не можешь помочь абсолютно

всем!» Так что надо было найти оправдание, чтобы сделать это без его ведома. Но когда я приехал в больницу, то оказался перед лицом нового отвлекающего фактора.

Возле главного входа собралась немалая толпа, в том числе несколько человек, микрофоны и камеры в руках которых безошибочно выдавали в них журналистов. Сразу же заинтересовавшись, что тут происходит, я протолкался сквозь толпу – только лишь для того, чтобы увидеть, как больничную каталку с упакованным в пластиковый мешок телом грузят в полицейский фургон. Обеспокоившись, изучил толпу в поисках знакомых лиц и заметил санитара, которого видел в одной из вверенных мне палат. Пробравшись к нему, я спросил, что случилось.

– Несси умерла. – Его голос прозвучал глухо, словно он находился в миллионе миль от меня. – Говорят, что вчера после вечернего обхода спрыгнула с крыши. Никто не знает, почему, но кто-то из пациентов сказал, что она сделала это, как только закончила… Ну, сами знаете – с ним.

Теперь столь же объятый ужасом, как и мой собеседник, я вытянул руку и крепко стиснул его за плечо, словно желая показать, что хотя бы кто-то еще испытывает те же самые чувства. Он никак не отреагировал. Видимо, так до сих пор и не отошел от сильного шока.

И в этот момент мое стремление излечить Джо стало для меня сугубо личным делом.

Примечание: Продолжение последует в пятницу. Мы подбираемся к тем материям, говорить о которых мне реально тяжело, так что излагать их в письменном виде буду небыстро.

21 марта 2008 г.

Эх, ребята, я прекрасно понимаю, что своим прошлым постом зашвырнул в эту ветку гранату, но такого никак не ожидал! Господи, модераторы закрепили эту тему на самом верху ленты! Вот уж не думал, что эта небольшая исповедь удостоится подобного внимания – или будет столь тепло встречена, – и просто не могу выразить, насколько я всем вам благодарен. Также меня немало позабавили ваши попытки диагностировать Джо, пусть даже никто из вас и близко не подобрался к истине. Но чтение ваших комментов заметно упростило задачу припомнить все то, что тогда остальные врачи успели исключить, и, соответственно, сейчас мне куда проще припомнить и ряд других важных подробностей.

Я все еще не добрался до той части, которая вынуждает меня сомневаться в собственном здравом уме, и воспоминания уже вызывают у меня чувство, будто мне нужно все чаще и чаще прикладываться к бутылке, просто чтобы усидеть на месте и продолжать писать. Жена беспокоится за меня, но как только я рассказал ей, о чем речь, она поняла. Кроме нее, больше я никому об этом пока не рассказывал, и то ли из любви, то ли по причине широты своих взглядов она верит мне. Я по-прежнему рад видеть, что многие из вас тоже мне верят, и после прошлого отрывка кое-кто из вас, похоже, немного ближе подобрался к истине. Правда, не думаю, что хоть кто-нибудь сумеет разгадать эту загадку целиком. Только не сейчас. У вас просто недостаточно информации.

Как бы там ни было, в тот раз я остановился на самоубийстве Несси и том, как оно потрясло великое множество людей.

Честно говоря, иначе и быть не могло. Пусть даже на тот момент я и успел проработать в больнице

всего ничего, но все равно понял, что потеря такой медсестры, как Несси, будет аукаться здесь еще долгие годы. За те дни, что последовали за этим горестным событием, стало ясно, что дела во вверенной моим заботам палате заметно забуксовали – а все из-за того, что под боком не было Несси, на плечи которой и приходилась основная масса работы. Полиция тоже не способствовала нормальной работе отделения – они вбили себе в голову допросить всех сотрудников до единого, что еще больше всех затормозило и вызвало к жизни немало неловких подозрений насчет того, что тут что-то нечисто. Но в конечном счете дело было закрыто – гибель Несси окончательно списали на самоубийство, и полиция наконец оставила нас в покое.

Для того, чтобы навести порядок в отделении, доктор П. был вынужден наконец заняться делом и уделить подчиненным больше руководящего внимания, чем он теоретически уделял до этого. Его «ценные указания» по отношению ко мне выражались в том, что первым делом он как следует наорал на меня – мол, нечего тратить время на индивидуальную психотерапию, это всего лишь пустая болтовня, для этого есть групповые сеансы, и вообще, дай им таблеток, и они быстро угомонятся! Какой-нибудь более зашуганный врач наверняка лишь просто бы взял под козырек, но только не я. Вместо этого я попросил доктора П. лично пообщаться с моими пациентами, раз уж он считает, что мои методы недейственны, поскольку иначе я письменно заявлю, что он вынуждает меня предпринимать что-то не приносящее эффекта. Доктор П. жутко разозлился и долго бушевал, обзывая меня такими словами, которые рука не поднимается тут напечатать, но в итоге сдался, тем более что знал, что от балды я ничего не выписываю – все лечение подбирается индивидуально, – плюс постоянно торчу в отделении, уделяя внимание пациентам, что тоже не могло не сказываться на общих результатах.

– Ладно, я тебя услышал, – буркнул он. – Но после смерти Несси всем придется впрячься по полной и взять на себя дополнительную нагрузку. Если твои методы с этим несовместимы, ищи себе другое место работы.

Насчет «впрячься по полной» он попал в точку, и черт меня, храбреца, возьми, поскольку я по личной инициативе отправил ему докладную записку с расстановкой приоритетов и указанием дополнительных пациентов, которых желал бы взять на себя, дабы уменьшить нагрузку на него самого. Я вписал туда двух больных, страдающих от тяжелой депрессии и, что более важно, те самые имя и фамилию: «Джозеф М.».

На следующий день приехал в больницу пораньше и, обнаружив, что доктора П. на рабочем месте еще нет, подсунул коричневый конверт с докладной ему под дверь. Через два часа тот наконец явился в больницу, как всегда всем недовольный и пышущий негодованием, и, практически не обращая внимания ни на кого из персонала, открыл дверь своего кабинета и быстро вошел внутрь. Послышалось шуршание бумаги, и я увидел, как он немного помедлил, а потом потянулся к полу. Я быстро удалился и занялся более полезными делами. Какова бы ни была реакция доктора П., мне хотелось дать ему по крайней мере несколько минут, прежде чем на мою голову…

– Паркер, мать твою, Х.!

Голос доктора П. прогремел, словно огромный надтреснутый колокол. Батюшки светы, становилось все интересней и интересней! Я услышал, как гневные шаги приближаются к моему кабинету, а потом в дверь просунулась физиономия доктора П., багровая от изумления и злости.

– Ко мне в кабинет, вундеркинд! Быстро!

Я встал, страстно желая сохранять спокойствие, и последовал за ним, чувствуя, как на руках начинают проступать капельки пота. Стиснув их в кулаки, уселся напротив доктора П., из всех сил напустив на себя совершенно безмятежный вид.