Пациентка
Шрифт:
— А ну-ка повтори…
— Я хочу, чтобы вы убили Висенте Маньяни, — внятно повторила Нэнси. — И я готова за это заплатить.
— И сколько?
— Все, что взяла в магазине, — с готовностью выпалила она. — То есть, кроме одной тысячи.
Карлос вдруг улыбнулся и полез в карман, и Нэнси напряглась.
— Вот, держи твою тысячу, малышка…
Она недоуменно посмотрела на деньги и узнала свою зеленую резиночку, которой неделю назад перетянула эту самую пачку. Протянула руку, взяла и тоже улыбнулась.
— Тогда восемьдесят
Карлос стремительно погрустнел.
— Не выйдет, детка. Даже если бы меня не пасли копы; даже если бы ты сама не была женой копа; даже если бы ты предложила вдесятеро больше… ничего не выйдет.
— Но почему?
— Потому что раньше надо было думать, малыш, — печально усмехнулся Карлос. — А теперь что ни сделай, все будет хуже. Имей это в виду и прощай.
— Но…
— Все, я сказал! — резко осадил ее Карлос. — Конечно, за хороший заказ спасибо, но если бы я мог убить Висенте, я бы сделал это уже с месяц назад. А теперь поздно. Висенте стал мэром, и за ним теперь — закон.
Он развернулся, медленно пошел к зарослям терна, а Нэнси стояла и остро ощущала, как с каждым его шагом уходят прочь и все ее надежды.
Когда до Салли дошло, с кем разговаривает эта шлюха, его словно прошибло током. Только теперь он понял, что мэр города, как бы велик он ни был, — всего лишь орудие в руках тех, кто по-настоящему планирует расползание греха по всей божьей земле! И только теперь он понял, как мудро поступил господь, когда отвел его руку от Висенте Маньяни — фигуры гораздо более крупной, потому что его черед, как и черед Карлоса, наступал только сейчас.
Он прикинул, куда отправился Карлос, и положил бинокль прямо в топкую, липкую грязь. Не слишком гибкой, но весьма настырной ящерицей прополз около двух сотен футов, выбрался к зарослям терновника, припал к земле и прислушался. Говорили совсем рядом, но Салли не понимал ни слова — говорили на испанском.
Он прополз еще с полсотни футов и снова залег и прислушался. Голоса стали намного отчетливее, и после двух-трех минут Салли понял, что говорили трое. Один из них нападал, второй осаживал, а третий все время пытался их помирить.
Трое за раз для него одного было многовато, и Салли вздохнул и даже подумал было, что здесь надо отступить. И это стало последней его мыслью, потому что уже через мгновение господь явил свою силу и поднял своего верного ангела мщения во весь рост.
Весть о том, что Карлос убит, застигла весь городской совет врасплох. Собственно, это не был обычный городской совет, и отцы города собрались вместе вовсе не для того, чтобы обсудить проблемы с Карлосом и одобрить то, что предложит новый мэр. Слишком уж многим не нравились последние нововведения, и слишком уж многие планировали именно сегодня отказать исполняющему обязанности мэра Висенте Маньяни в поддержке на ближайших выборах.
Конечно же, Висенте это чувствовал и именно потому тянул
— Послушайте, мистер Маньяни, — прямо заявил при личной встрече старый пердун. — Вы не господь бог и не его помазанник. Вы даже пока еще не избранник народа. И я вам обещаю: если вы не явитесь на этот совет, я приложу все усилия к тому, чтобы об этом нарушении конституции штата узнал господин губернатор.
— А ты не слишком зарываешься, Тедди? — побагровел Висенте.
— Возможно, — кивнул Бергман. — И, тем не менее, будьте так добры, мистер Маньяни, почтите городской совет своим присутствием — там не последние люди сидят. Или вы на личном опыте убедитесь, как я умею держать слово. Решать вам.
Мэр хотел было осадить старого идиота и… передумал.
Разумеется, не один Бергман относился к затянувшемуся уклонению Висенте Маньяни от встречи с советом так нервно. И когда он все-таки пришел, всем сразу полегчало.
Висенте прошел во главу стола, сел, строгим, взыскующим взглядом единственного отца города оглядел присутствующих, и в этот самый миг в двери скользнул дежурный офицер и склонился над Бергманом.
— Что там еще у вас? — мстительно поинтересовался Висенте. — Сколько можно говорить, мистер Бергман: решайте свои дела на службе, а не успеваете, так не занимайте места…
Бергман кивнул, но не ему — офицеру и, побледнев от решимости и в нарушение всяческого регламента, встал.
— Извините меня, господа, но меня только что известили, что Карлос Эгуэрро убит.
Совет, все двенадцать человек, как один, замерли. Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как бьется о стекло мелкая мошкара, а во дворе под окнами вполголоса переговариваются клерки.
— А ты не брешешь? — первым опомнился Висенте.
Бергман не отвечал.
— Господи! Кто? — наперебой зашумели члены совета. — Где? Когда?
— Сегодня около семи утра у реки, — ответил Бергман. — Почерк тот же.
Салли видел все: и как приехали люди Карлоса, и как окровавленные трупы загружали в машину, и как чертовы «латинос» выстроились цепью и, поводя автоматами, начали буквально выкашивать терновые заросли очередями. И — бог мой! — как же ему было страшно!
Подвывая от ужаса и боли, зажимая порезы на груди ладонью, Салли полз и полз все дальше от этого ужасного места, и пули свистели над головой, осыпая его мелкими брызгами щепок, колючек и древесной шелухи.
Нет, господь вывел его к цели совершенно точно. Салли в два счета уложил на месте обоих собеседников Карлоса, но вот сам Карлос оказался не из тех, что падает после трех-четырех ударов. И Салли дрогнул. Первым.
Это и стало его единственной и главной ошибкой. Карлос перехватил инициативу и пошел на него, размахивая навахой, и если бы господь не вмешался и не подсунул Карлосу под ноги корягу, Салли, наверное, был бы уже не здесь.