Падди Кларк в школе и дома
Шрифт:
— Ненавидит!..
Мы гуляли в поле перед школой. Строить здесь пока не собирались, трава стояла густая, высокая, но уже протоптали тропинки, которые ближе к краю поля, прямо напротив школы, соединялись в одну большую тропу. На поле росла сенокосная трава, а вдоль канав — крапива, чёртов хлебец, мокроспинки.
— Не хочешь — не верь, — сказал я, — Правда правдой быть не перестанет.
Вот и всё. Мальчишки шли через поле группками, стекались на главную тропу. Трое старшеклассников устроили перекур в высокой сырой траве. Один выдёргивал из земли сухие травинки и складывал себе в коробку для завтраков. Я притормозил. Мимо прошёл Синдбад, и за спинами старшеклассников
— Домашку сделал? — спросил он.
Вопрос был тупей не надо; домашку делали мы все без изъятья.
— Ага, — бросил я.
— Всю?
— Ага.
— А я не сделал, — пожаловался он. Вечно он жаловался одними и теми же словами.
— Я устное не выучил, — сказал я из солидарности.
— Устное-то фигня.
Все упражнения мы исправляли друг для друга, но за это можно было хорошо схлопотать. Приходилось меняться тетрадками. Хенно ходил кругами, заглядывал через плечо, отвечал на вопросы. Это называлось «выборочная проверка».
— Я анализирую ваш почерк, Патрик Кларк. Почему, как вы полагаете?
— Чтобы я, сэр, не вписал ответы в тетрадь соседа.
— Правильно, — сострил Хенно, — И чтобы сосед не вписал ответы в вашу тетрадь.
Хенно двинул меня в плечо изо всех сил, точно в компенсацию за недавнее снисхождение. Болело адски, но я стерпел, не потирал ушиб.
— Некогда я посещал школу и знаю все школьнические увёртки, — вещал он, — Далее: одиннадцать умножить на десять и разделить на пять. Первое действие, Джеймс О'Киф.
— Двадцать два, сэр.
— Я сказал: первое действие! — и Хенно ударил Джеймса О'Кифа в плечо.
— Перемножить одиннадцать и десять, сэр.
— Правильно. И?
— И всё, сэр.
Ещё удар.
— Отвечай, amad'an [30] этакий.
— Сто десять, сэр.
— Сто десять. Не ошибается ли ваш товарищ, мистер Кэссиди?
— Нет, сэр.
— На сей раз — не ошибается. Второе действие?
С мисс Уоткинс было как-то проще. Домашку, конечно, задавали, но лёгкую: вписать правильные ответы мы успевали, когда она считала, что мы исправляем то, что написали неправильно. Хенно требовал, чтобы мы вносили исправления красным карандашом. Не дай Бог, карандаш затупился — три горячих. Два раза в неделю, по вторникам и четвергам, нам разрешалось попарно подходить к мусорному ведру, стоявшему под столом учителя, и точить карандаши, сбрасывая туда очистки. Его стол украшала канцелярская точилка, привинченная струбцинами — вставляешь карандаш, крутишь ручку — но нам не разрешали ею пользоваться. Изволь иметь собственную, а забудешь дома — два горячих. Запрещалось пользоваться и точилками с Гектором Грэем, Микки Маусом или какими-нибудь там семью гномами. Только обыкновенные точилки. Мисс Уоткинс перед уроками записывала правильные ответы на доске, а спрашивая, сидела за столом и вязала.
30
Дурак, олух (ирл. сленг)
— Поднимите руки, у кого правильно? Go maith [31] . Следующий читает…м-м…
Глаз не подымая от вязанья:
— Патрик Кларк.
Я, не будь дурак, скатывал ответы прямо с доски, заблаговременно оставив для них пустое место. Однажды мисс Уоткинс прошлась по рядам и заглянула в мою тетрадь. Чернила ещё не высохли, а она всё равно
— Девять из десяти, — сказала она, — Go maith.
Раз-другой обязательно ошибаюсь. Как и все остальные. Один Кевин неизменно выбивал десять из десяти, за что мисс Уоткинс расточала ему похвалы и даже прозвала «великий маленький ирландец». Однажды на перемене Иэн Макэвой начал дразнить Кевина этим прозвищем, так Кевин уделал его — мало не покажется, чуть нос не сломал.
31
Хорошо (ирл.)
Мисс Уоткинс считала себя замечательной учительницей, а мы её ненавидели.
— …ещё не спите, мистер Кларк?
Все заржали. Хенно того и ждал, что все заржут.
— Да, сэр, — ухмыльнулся я. Снова заржали, но не так весело, как над шуткой учителя.
— Превосходно, веселился Хенно. — Который час, мистер Макэвой?
— Я, сэр, не знаю.
— Ах да! Не в состоянии позволить себе часы.
Мы добросовестно заржали.
— Мистер Уэлан.
Шон Уэлан закатал рукав свитера:
— Половина одиннадцатого, сэр.
— Точно?
— Приблизительно.
— Извольте точно.
— Двадцать девять минут одиннадцатого, сэр.
— Какой сегодня день недели, мистер О'Коннелл?
— Четверг, сэр.
— Вы убеждены?
— Да, сэр.
Мы заржали.
— А мне говорили, сегодня среда, — пропел Хенно, — Итак, половина одиннадцатого. Какой учебник мы извлечём сейчас из своих m'alas [32] , мистер — мистер — мистер О'Киф?
32
Сумки, ранцы (ирл.)
Мы заржали. Другого выхода не было.
Пора было спать. Папаня не пришёл. Я поцеловал маманю на ночь.
— Баю-баюшки, — улыбалась маманя.
— Спокойной ночи.
У мамы была родинка на лице, между ухом и глазом. И из этой родинки росла волосинка. Впервые в жизни я обратил внимание на эту волосинку. Прямая такая, толстая.
Я проснулся как раз перед тем, как маманя пришла нас будить. Это было понятно по шуму, доносящемуся снизу. Синдбад спал без задних ног, я не стал ждать, пока он проснётся, и вскочил. Я сразу проснулся, стал одеваться. Отлично: свет брызжет даже из-за занавески.
— А я только встала, — сказала маманя, когда я спустился в кухню.
Маманя кормила сестрёнок: вернее, одну кормила, а за другой следила, чтобы еда попадала по назначению. Кэтрин, бывало, промахивалась ротиком мимо ложки. Тарелка у неё всегда оставалась пустая, но что съела Кэтрин, а что размазала — это вопрос вопросов.
— Я проснулся, — сказал я.
— Я вижу, — откликнулась маманя.
Я засмотрелся, как маманя кормит Дейрдре из бутылочки. Ей никогда не надоедало возиться с Дейрдре.
— А Фрэнсис знай дрыхнет, дрыхало.
— Ну и ладно.
— Храпит, как боров, — хихикнул я.
— Неправда, — не поверила маманя и была права: Синдбад сроду не храпел. Я не имел в виду сказать про Синдбада пакость. Просто нужно было как-нибудь пошутить.
Я не то чтобы проголодался, но есть уже хотел.
— А папочка уже на работу ушёл, — сказала маманя как бы между прочим.
Я тупо посмотрел на неё. Наклонилась над Кэтрин, «детонька, ещё капельку», нежно гладит её ручонку, не держит за руку, а именно гладит, тыкает ложкой в овсянку…