Падение Берлина, 1945
Шрифт:
"Мы живем в странное время, - добавляла она. - Будущие историки могут, наверное, посвятить целые книги событиям всего одного дня. Однако сейчас мои мысли заняты только повседневными заботами и страхами. Моя история очень скучная. Завтра я хочу собрать немного крапивы и поискать угля".
Гитлер, напротив, считал, что историей является он сам, и его личность уже стала бессмертной. Не в пример Гиммлеру он не желал что-либо менять в своем образе и давать повод говорить о себе в более мягких тонах. Его убежденность в необходимости самой кровавой и тотальной развязке теперь лишь усилилась. Одна из причин, по которой он остался в Берлине, была достаточно очевидной. Захват его цитадели в Берхтесгадене не мог идти ни в какое сравнение с падением Берлина. Только гибель в столице созданной им империи, среди величественных монументов нацистского режима, могла поставить
Поздним вечером 21 апреля, после отдачи приказа Штейнеру организовать контратаку, Гитлер буквально свалился с ног. Личный врач фюрера, доктор Морель, нашел его в таком слабом состоянии, что предложил сделать инъекцию лекарства, стимулирующего организм. Гитлер пришел в негодование. Он давно подозревал, что генералы хотят одурманить его морфином и отправить на самолете в Зальцбург. Практически все время, за исключением лишь тех моментов, когда он руководил оперативным совещанием, фюрер находился в бункере. Он сидел в комнате, погруженный в свои мысли, и не сводил глаз с портрета Фридриха Великого. Кайзер стал для него иконой.
Все утро 22 апреля Гитлер требовал срочных новостей об атаке частей генерала Штейнера. Он приказал генералу Коллеру, начальнику штаба люфтваффе, послать специальный самолет и убедиться, что Штейнер уже перешел в наступление. Он также попросил Гиммлера узнать подробности о складывающейся ситуации. Но рейхсфюрера СС сейчас мало интересовал вопрос о положении на фронте к северу от Берлина. Он и его выдвиженец, группенфюрер Вальтер Шелленберг (Шелленберг дослужился только до бригаденфюрера, - Примеч. ред.), были заняты организацией секретных переговоров с западными союзниками через графа Бернадотта. Гиммлер, нисколько не задумываясь, дал очень оптимистическую оценку положения, которую Гитлер воспринял как реальный факт.
Однако на совещании, происходившем в полдень, до Гитлера дошла информация, что части Штейнера не продвинулись ни на шаг. Более того, советские войска прорвали северную часть периметра обороны вокруг германской столицы и продолжали наступление. Гитлер взорвался. Раньше его обманывали только армейские генералы, а теперь это стали делать и высшие чины СС. Его негодование было еще более сильным, чем во время последнего совещания с Гудерианом. После того как фюрер выпустил из себя все эмоции, он рухнул в кресло. Впервые Гитлер открыто, при всех, сказал, что война проиграна. Кейтель, Йодль, Кребс и Бургдорф были шокированы этим признанием. Далее Гитлер продолжил, что, поскольку он слишком слаб и не может принять смерть в бою, то застрелит себя сам, дабы не попасть в руки противника. Окружающие военачальники постарались убедить фюрера вылететь, пока не поздно, в Берхтесгаден, но тот уже принял окончательное решение. Гитлер приказал Кейтелю, Йодлю и Борману отправляться на юг Германии, но те отказались. Фюрер отметил, что любой, кто еще хочет улететь, может это сделать, но сам он останется в Берлине до конца. Гитлер также распорядился, чтобы о таком его решении было сделано официальное заявление.
Вскоре в рейхсканцелярию прибыл Геббельс, который также имел намерение убедить Гитлера покинуть Берлин. Но перед ним стояла практически непосильная задача, поскольку он сам уже решил, что останется в столице Германии. Некоторое время министр пропаганды разговаривал с Гитлером в отдельной комнате, стараясь успокоить последнего. Выйдя из комнаты, Геббельс объявил всем присутствующим, что в бункер должна прибыть его семья. Он и его жена Магда приняли решение убить себя и всех своих шестерых детей, о чем оповещен фюрер.
Затем появился сам Гитлер. Все присутствовавшие были удивлены его убийственным спокойствием. В этот момент Йодль предложил фюреру произвести перегруппировку 12-й армии Венка - вывести ее с Западного фронта на Эльбе и направить на помощь осажденному Берлину. Гитлер согласился. "Фельдмаршалу Кейтелю, - записал Йодль, - приказано координировать совместные действия 12-й и 9-й армий, которые должны были прорвать кольцо окружения"{660}. Кейтель хотел уже уходить, но на некоторое время его попросили задержаться. Фюрер распорядился, чтобы фельдмаршала снабдили в дорогу бутербродами, шоколадом и бутылкой коньяка. Лишь после этого Кейтель отправился в штаб 12-й армии Венка, а Йодль - в штаб ОКВ, расположенный на новой базе в Крампнице, к северу от Потсдама.
Споры среди историков о психическом состоянии Гитлера в то время, о его возможном сумасшествии, видимо, никогда не прекратятся. Но полковник де Мезьер, видевший фюрера вечером 22 апреля, а ранее
Мероприятия по эвакуации в Берхтесгаден (операция "Зераглио") ускорялись всеми возможными мерами. Была создана специальная команда. Адмирал фон Путкамер, адъютант Гитлера по военно-морскому флоту, получил задание уничтожить все официальные бумаги фюрера, находящиеся в Бергхофе. Юлиус Шауб, личный адъютант Гитлера, который ранее занимался оформлением документов в рейхсканцелярии, должен был сжечь всю его частную корреспонденцию. Двоих из четырех секретарш фюрера уже отослали на юг. Доктор Морель, который, по-видимому, трясся от страха, договорился, чтобы он также был принят в эту команду. С собой он захватил портфель, набитый записями о медицинском освидетельствовании Гитлера.
До разведслужб западных союзников доходила и более экстравагантная информация о путях эвакуации из Берлина. Государственный департамент США предупредил свое посольство в Мадриде, что "нацистские лидеры планируют вылететь в Японию через Норвегию. До Норвегии они якобы долетят на "Хейнкеле-177С", где их уже будут ожидать специальные самолеты - возможно, "викинги" - для беспосадочного полета в Японию"{663}. Имелись данные и о том, что испанские нацисты разрабатывают планы отправки в Германию подводных лодок, загруженных продовольствием. Причем на обратном пути они должны были захватить с собой германских вождей. Подтверждалось и наличие госпиталей в Швейцарии, в которых также "под предлогом ранения или болезни находились граждане Германии. На самом деле, - говорилось в документе, - там скрываются важные нацистские персоны"{664}. Однако более достоверными, видимо, являлись данные, что "замаскированные немецкие самолеты продолжают переправлять в Испанию видных нацистов". Среди них был и бывший премьер-министр вишистского правительства Франции Пьер Лаваль, который был посажен в Германии на "юнкере" без опознавательных знаков и доставлен в Барселону. Франко посчитал необходимым вернуть Лаваля во Францию, хотя ряд других нацистов получили в Испании убежище.
Огромное количество людей, укрывавшихся теперь в рейхсканцелярии, вынудило обслуживающий персонал бункера держать двери внутренних помещений постоянно открытыми. Майор Фрайтаг фон Лорингхофен, прибывший в бункер вместе с генералом Кребсом, заметил, что вентиляция работает все еще хорошо. Однако в комнате, где проходило оперативное совещание, собралось примерно человек двадцать, и там практически невозможно было дышать. Все присутствующие стояли. Единственным исключением являлся сам Адольф Гитлер, сидевший в кресле. Утомленные генералы, казалось, почти спали и готовы были рухнуть на пол. Непрекращающиеся бомбардировки и артобстрелы стали причиной появления в стенах бункера многочисленных трещин. Воздух был заполнен едкой пылью. Поскольку в нижних отсеках бункера, где, собственно, и располагались апартаменты Гитлера, курить категорически запрещалось, люди, которые не могли обойтись без сигарет, поднимались на верхний уровень подземной конструкции. В то время когда на улицах города простые берлинцы стояли в очередях за скудным продовольственным пайком, здесь, внизу, кладовые ломились от запасов еды и алкоголя{665}. Огромное количество спиртного не располагало к здравым размышлениям. "В бункере, - вспоминал полковник де Мезьер, - царила атмосфера полного разложения. Здесь можно было увидеть и смертельно пьяных людей, и тех, кто продолжал работать в бешеном ритме. Никакой дисциплины практически уже не существовало"{666}. Распутство стало казаться еще более отвратительным на фоне появления в бункере осколка "семейных ценностей". Сюда вместе со своими шестью детьми прибыла фрау Геббельс. Жестокость и сентиментальность создавали в подземелье ни с чем не сравнимый контраст.