Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1
Шрифт:
– Значит, ты полагаешь, что существует такой уровень чувств, когда человеку приятно быть рабом?
– Но, Санчо, разве у себя на родине, в Африке, эти негры были бы свободными? Разве они не находились в общественных отношениях неравенства и несправедливости? Почему же Карлтоны должны проявлять справедливость в то время, как никто на свете ее не проявляет?
– Все это, может быть, и верно, Эмбер, но кто может запретить мне отстраняться от всего этого? Это именно та разновидность несправедливости, с которой я не желаю иметь ничего общего! И не думаешь ли ты,
– Хорошо, Санчо, допустим, Карлтоны освободят своих рабов. Но как на это посмотрят остальные плантаторы? Они могут просто возненавидеть эту семью. Нужно быть таким одиноким философом, как ты, чтобы пренебрегать общественным мнением. А Карлтоны – люди обыкновенные, хотя образованные.
– Лорд Карлтон пользуется здесь уважением, он весьма влиятелен. Он мог бы добиться принятия закона, освобождающего рабов.
– Я не сомневаюсь в том, что лорд Карлтон вовсе не в восторге от своего положения рабовладельца, но, вероятно, он ничего не в состоянии сделать.
– Ты так трогательно защищаешь лорда Карлтона. Бедняжка, у него в жизни не было иного исхода, кроме как владеть тысячей негров! Ты и вправду полагаешь, что он не мог бы сделать карьеру в Англии, в Лондоне; или во Франции, в Париже, где рабства нет?
Я задумалась.
– Когда-то лорд Карлтон говорил мне, что презирает ту суетность, фальшь и лживость, что царят при дворе, и потому хочет жить на новом, молодом континенте, – сказала я.
Санчо Пико захохотал. Я посмотрела на него с изумлением.
– Прости, Эмбер, – он взял меня за руку. – И не думай, что я сошел с ума. Но согласись, что это и вправду смешно: лорд Карлтон настолько благороден, что не может смириться с лживостью и фальшью Уайтхолла, но легко примиряется с местной провинциальной скукой и косностью, и главное, с вопиющей несправедливостью того, что одни люди могут быть рабами других. Смешно, не так ли?
– Скорее трагично, – сухо сказала я. – Но лучше скажи мне, почему ты ничего не предпринимаешь? Лорд Карлтон владеет рабами и это дурно. Но что делаешь ты для устранения такой несправедливости, как рабовладение?
– Эмбер, дорогая, максимализм тебе не идет! Да, я принадлежу к тем людям, которые, не имея возможности и достаточно сил для того чтобы устранить несправедливость, сами по возможности от нее устраняются.
– Но почему ты согласился отправиться в гости на плантации?
– Гм! – он дернул бородку. – Во-первых, мне не хотелось расставаться с тобой; а во-вторых, мне было любопытно, как воспримешь плантации ты. Ведь ты намеревалась сама сделаться плантаторшей.
– Почему ты не отговаривал меня?
– Я хотел, чтобы ты сама все увидела.
Я смотрела на его лицо, на близорукие загадочные темные глаза за стеклами очков.
– Санчо, ты сказал, что здесь, в Америке, провинция
– Да, здесь не Европа.
– Тогда почему же ты живешь здесь?
– Именно поэтому!
– Не понимаю.
– Вероятно, я не менее благороден в некоторых отношениях, нежели лорд Карлтон, – он иронически улыбнулся. – Меня также тяготит фальшь и раздражает суетность. И отстраниться от всего этого мне легче здесь, нежели в Европе.
Я вздохнула и снова посмотрела на него.
– Скажи, Санчо, а что ты думаешь об этих толках насчет того, что аборигены и негры из Африки владеют неким магическим знанием?
– Думаю, что это чушь!
– Так безапелляционно?
– Да.
Я пересказала ему историю несчастного Орасио.
– У этого случая, конечно, должно быть естественное объяснение, – сказал Санчо. – Я уверен, ты и сама так полагаешь.
– Ты прав в отношении меня. Но можешь ли ты найти это объяснение?
– Честно признаюсь, не могу. У меня недостаточно знаний о джунглях, о тех животных, птицах и насекомых, что там водятся. Но если у меня недостаточно знаний, это вовсе не означает, что я должен довольствоваться суевериями. По мне, так лучше признать недостаточность своих знаний, нежели исповедовать суеверия.
– А как же люди, живущие в джунглях?
– Не сомневаюсь в том, что они не бог весть как многочисленны и вконец одичали.
– Ты считаешь, они не представляют опасности?
– Почему же! Они могут нападать, но думаю, они очень боятся белых плантаторов, которые богаты и прекрасно вооружены.
– Значит, по-твоему, никакой магии не существует?
– Нет. Разумеется, можно приготовить какую-нибудь ядовитую настойку из трав и шептать над ней заклинания. Но подействуют не заклинания, а яд.
– А все эти жрецы и колдуны дикарей…
– А все наши попы…
– О! – я выразительно посмотрела на него. – Еще во что ты не веришь, дон Санчо Пико?
– Разве ты уже не догадалась, храбрая женщина? Я не верю в Бога. Я не верю в то, что существует высшее начало, наделенное разумом, подобным человеческому.
– Я знаю, что за такое в Испании сжигают на костре. Вероятно, это одна из причин, побудивших тебя бежать в Америку?
– Тебе не откажешь в проницательности.
– А я еще раз убеждаюсь в том, что ты храбрец. Но меня интересует твое настроение. Когда я вошла, ты сказал, что охотно позволил бы мне прилечь, если бы оно у тебя было. А как теперь?
– Оно есть!
Восхищение его умом и свободолюбием придало мне пылкости. Он был нежен. Время, оставшееся до обеда, пролетело незаметно.
– Ты так и не сойдешь к обеду? – спросила я.
– Нет, распорядись, чтобы мне принесли сюда.
– Я бы хотела разделить с тобой трапезу, но это было бы неловко. Не знаю, как отнеслась бы к этому Коринна.
Санчо согласился со мной.
Глава сорок девятая
Я отправилась в свои комнаты – умыться и переодеться к обеду. Звонком я вызвала Сесилью. Я не сомневалась, что она в курсе всех домашних событий и новостей.