Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2
Шрифт:
Наутро за завтраком (теперь мы завтракали вчетвером в столовой) Николаос спросил, обращаясь к Чоки:
– Хотел бы ты обвенчаться с этой девушкой? – он указал на Селию.
Казалось бы, можно было не сомневаться в ответе. Однако Селия замерла напряженно. Она смотрела прямо перед собой, широко раскрытыми глазами, и, кажется, ничего не видела.
– Да, конечно, – радостно и открыто ответил Чоки. – Ты согласна? – Николаос обернулся к моей дочери.
– Да, – прошептала она едва слышно.
Я подумала, а я? Невольная
Но Николаос уже обращался ко мне:
– А вы, донья Эльвира, согласны выдать замуж свою дочь за моего друга Андреаса?
Казалось, и в моем ответе можно было не сомневаться. Но я уловила напряжение Селии. Чоки был радостный и спокойный.
Господи, неужели этот юноша доверяет мне больше, чем моя родная дочь? А, впрочем, что в этом удивительного? Он в чем-то лучше знает меня, в чем-то я сделала для него больше, чем для Селии…
– Да, конечно, я согласна, Николаос, – поспешила ответить я.
Вдруг Селия вскочила и выбежала в сад. Я поднялась и поспешила следом.
Она не убежала далеко. Стояла под старой яблоней. Я подошла и обняла ее.
Она не противилась.
– Ну, что ты? – заговорила я вполголоса. Нежно повернула к себе ее лицо и поцеловала в щеку. – Видишь, все хорошо…
– А… Анхела, Мигель?..
Она впервые назвала своих приемных родителей просто по именам. Это почему-то было мне больно.
– Они в конце концов согласятся, – принялась убеждать я. – Они узнают Чоки и полюбят его. И будут радоваться твоему счастью. А ты будешь счастлива, я знаю.
Она быстро обняла меня и спрятала лицо у меня на груди.
Николаос договорился о венчании в церкви на соседней улице. Мы все-таки решили пригласить друзей Николаоса и Чоки, в их числе, конечно, Переса.
– Все же это свадьба, – говорила я Николаосу. – Пусть не такая пышная и торжественная, как мечтали Анхела и Мигель, да и я сама, но все же свадьба. Пусть будут и застолье, и музыка.
Николаос пригласил цыганских певцов и музыкантов.
Так случилось, что вечером Чоки нашел меня в саду и долго, доверительно говорил со мной. Он был радостно возбужден и взволнован. Он благодарил меня, хотя я на все лады отвергала его благодарность.
– Это я должна благодарить тебя за все!
– Нет, нет, я… И он снова благодарил.
Потом он заговорил о своем детстве, вспомнил своих родителей.
– Когда я был с ними, они даже и не говорили никогда о моем будущем. Мы все были несвободны, не могли сами распорядиться своей жизнью. Почему они не дожили, не увидели меня свободным? Николаос ничего не говорил,
Я начала утешать его, говорила ласковые слова. Меня тяготила эта странная беседа, вызывала какое-то странное волнение. Я сама не понимала, почему мне неприятно и тяжело. Я, как могла нежнее, принялась уговаривать его пойти отдохнуть.
– Ведь у тебя завтра такой день… Иди ляг и постарайся заснуть…
Наконец он послушался меня и ушел. Я подумала, что мне бы следовало подняться к дочери и поговорить с ней. Ведь завтра она станет женщиной, многое может показаться ей неожиданным, болезненным, ведь не все описано в книгах. Помнится, моя приемная мать Сара о чем-то предупреждала меня перед моей первой брачной ночью. Впрочем, как я ни напрягала память, я не могла вспомнить, о чем.
Но разве одно лишь тщеславное желание утвердить и показать свои материнские достоинства вело меня к дочери? Нет, я действительно тревожилась, мне хотелось, чтобы ей завтра не было неожиданно больно или страшно.
Я поднялась к Селии. Она не спала. Еще со двора я видела свет в ее комнате. Она быстро открыла на мой стук.
Я вошла. На постели было разложено заранее сшитое платье. Николаос приказал вынуть из сундуков лучшие восточные ткани и воспользовался своей дружбой с лучшими мадридскими портными. Платье было светло-голубое, а расшито оно было тончайшим зеленовато-розовым узором, и если вглядеться, можно было увидеть, что узор этот составляет сложное переплетение изображений цветов и птиц. Селия разложила его на постели и рассматривала.
Я не знала, как начать разговор, хотя видно было, что она весела и будет говорить со мной приветливо.
– Доченька… – произнесла я. Как-то само собой вышло именно это слово.
– Что же ты стоишь? Садись, – весело обернулась она ко мне. – Хочешь, я сейчас примерю? Или нет, лучше завтра увидишь. Как жаль, что нет Аны…
Мне было приятно видеть мою дочь такой веселой и радостной. Я было совсем уже решилась не заводить речь о первой брачной ночи, а просто поболтать о платьях и украшениях. Но тотчас пришла мысль, что материнский долг ведь тоже что-то значит.
Я с усилием заговорила о брачной ночи и о том, что происходит, когда девушка превращается в женщину. Но Селия подбежала ко мне и обняла за шею. Конечно, она заметила, что мне трудно и неловко говорить.
– Не бойся, мама, – она явно хотела помочь мне, вывести из этого затруднительного положения. – Я все знаю. А чего не знаю, узнаю завтра. Андрес обещал, что больно не будет, он все мне скажет…
На какое-то мгновение мне сделалось обидно: почему он значит для нее больше, чем я… Но тотчас я поняла, что это прекрасно и служит залогом ее будущего счастья. Мне тоже стало легко и весело.