Падение сверхновой (сборник)
Шрифт:
В этот момент Акимчук почувствовал тот первый мысленный толчок, который впоследствии вызвал целую цепь захватывающих выводов и заключений.
Так вот оно что! Оказывается, вся планета уставлена источниками энергии, как клумба цветами!
— А куда девается ток, который вырабатывается этими батареями? спросил Ярцев.
"Молодец Саша. Правильный вопрос. Куда уходит ток, что или кто его потребляет?" — думал про себя Акимчук.
— Они еще не докопались, — ответил Рустам, — предполагают, что должны быть отводящие линии, возможно, они скрыты сейчас песком.
"Электричество уходит в песок, и это ясно, — думал Акимчук. — Отсюда и повышенная электризация песка. Отсюда эти беспрерывные разряды и искры, ионизация атмосферы и многое, многое другое".
— Электроэнергия уходит в песок, — неожиданно громко сказал Ярцев. — В этом вся штука. А ниже — изолятор. Он не пропускает ток в глубину, все остается в верхних слоях почвы.
Такое совпадение в мнениях было неприятно, и Акимчук задал торопливый вопрос:
— Что еще делают глобусята?
— Родионов проверяет все виды излучений, какие только здесь есть. Он пользуется универсальным излучателем, который придумал Лев.
— Что говорит Глобус о мыслящих?
— Да вот он сам у телевизора, можешь спросить.
— Николай Игнатьич, вы нашли следы? — взволнованно спросил Акимчук.
— Пока только следы полезности, целесообразности и приспособленности, улыбнулся Потапов, — а разума здесь, по всей вероятности, нет. Но планета интересная, крайне интересная. Рекомендую выбрать интересующий объект и садиться. Песок здесь плотный, но лучше передвигаться по воздуху, берегитесь подножий плато. Равус чуть не погиб от удара молнии.
— У нас есть два интересных объекта, которые хотелось бы посмотреть вблизи. Это гора с желтым облаком и «пескопад». Я думаю… — сказал Акимчук и не закончил.
Страшный шум проник в ракету. Он возник не сразу. Как будто волна росла, росла и накрыла их с головой. Это был ни грохот и не гром, густой и величественный. Это был дикий истошный вой, смертельно затянувшийся крик на одной ноте. Он длился и длился, словно тысячи атомных бомб рвались одна за другой без секунды перерыва.
Ракета вибрировала и содрогалась. Рев проникал в тело, мозг, душу космонавта. Ярцев с ужасом смотрел, как мелко-мелко дрожали полотняные щеки Рустама.
Один за другим стали срываться и падать плохо закрепленные предметы. Сейчас рассыплемся, подумал Акимчук и оглянулся на товарищей. Все вокруг потеряло четкие очертания, все вибрировало и дрожало. По матовому лицу Ярцева текли размытые ручьи слез. Он что-то кричал, беззвучно открывая рот. Страшная боль возникла в глазных яблоках. Акимчук почувствовал, что его глаза, с трудом удерживаемые веками, вылезают из орбит. Кожа отслаивалась от тела, мускулы срывались с костей, каждый орган жил сам по себе. Космонавту казалось, что он распадается на тысячу кусков, на биллионы атомов, превращается в пыль, пар, воздух.
И внезапно адский рев прекратился. Наступила оглушительная тишина. Космонавты в изнеможении лежали в своих креслах.
Вдруг Рустам качнулся к экрану телевизора и застонал. Акимчук увидел его протянутые руки, пальцы, сведенные судорогой, и услышал крик:
— Смотри, смотри, о-о-о!..
Антрацитовое плато, на котором расположился Потапов с помощниками, было затянуто густой пеленой песчаного вихря. Ни прозрачный сферодом, ни исследовательская аппаратура с ее подставками, проводами, антеннами и сверкающими трубами, ни люди в голубых скафандрах не просматривались в этой плотной желто-сиреневой, мгле, внезапно окутавшей стоянку. Раздался треск, и экран погас. Связь была прервана.
— Ваня, скорей к ним, Ваня, скорей! — Ярцев дрожащей рукой толкал Акимчука в плечо.
Когда ракета совершила возле плато посадку прямо на упругий горячий песок, вокруг было тихо и спокойно. Молчание, пугающая тишина.
Космонавты, неуклюжие и большие в скафандрах, торопливо побежали к плато. Они с трудом вскарабкались по трехметровому отвесу на гладкую плоскость, напоминавшую большую площадь, только что залитую свежим асфальтом.
Кроме сферодома, на стоянке ничего не было. Ни одного человека, ни единого предмета. Сферодом был совершенно невредим. Но он был пуст, как будто аккуратный хозяин вынес все вещи, мебель, погрузил и увез в другое место.
Вокруг опустевшего плато расстилались равнодушные изгибы песчаных холмов, да вверху сияло ослепительное небо, напоминавшее цирковой купол на праздничном представлении.
Где искать друзей? В этом безбрежном океане песка их не найти, если радиосвязь не восстановится.
— Алло, алло! — голос Льва, оставшегося на «Арене», показался неожиданным и родным. — Как дела? Нашли какие-нибудь следы?
— Ничего, Левушка, ровным счетом ничего. А что у тебя?
— Полное молчание. Никаких сигналов! Буду шарить еще.
Если Лев даже на звездолете не может уловить сигналов, значит, нам и подавно ничего не услышать.
— Либо аппаратура вышла из строя, либо…
Они прошли по платформе. Стоя на краю плато, Акимчук посмотрел на горизонт и вздрогнул.
— Смотрите, пески пришли в движение.
— Где, где?
— Да вон там!
— Не может быть, ведь нет никакого ветра.
Рустам достал крохотный буреметр и поднял его в воздух. Прибор остался неподвижным. Ветра действительно не было.
— Причем тут ветер? — резко сказал Акимчук. — Здесь ветер ни при чем. Эти пески двигаются сами.
Да, песок двигался сам. Ярцев с ужасом смотрел, как огромные лиловые валы вздымались, словно груды ископаемых чудовищ. По барханам дождем рассыпались золотистые искры, судорожно пробегали молнии. В темных фиолетовых тенях они казались багряно-красными, на освещенных участках живой змеиной чешуей.
Песок наступал. Вдруг как-то сразу на горизонте поднялось большое столбовидное облако.
— Смерч! — вскрикнул Ярцев. — Скорей в ракету!
— Спрячемся в сферодоме! — сказал Рустам.
— Нет, в ракету! — Ярцев прыгнул вниз. Акимчук спрыгнул за ним, и они побежали, увязая в песке, вдруг ставшем мягким и текучим. Рустам, задержавшись, увидел, как беспомощно барахтаются космонавты в песке. Он круто повернулся и побежал назад к сферодому. Дверь звонко щелкнула за ним.