Падший

Шамрай С. М.

– Нет, у меня – не их!

– Как же – не их! Будешь кому-нибудь другому сказки рассказывать. У тебя ведь бабка – чеченка. Не отпирайся и не перебивай. Сам говорил: дед украл её у них. Так?

– Да, – согласился сосед.

– А у нас, на Руси-матушке, а нынче в России, принято считать национальность по матери.

– Вах! У вас всё по матери, да! И ругаетесь!

– Вот такой мы простой народ. Так что твой отец или мать по деду с бабкой-чеченкой тоже чеченцы!

– Нет! – вскочил Магомед и едва не развалил своё яйцо.

– Да, Магомед. Да! Это и есть суровая правда

жизни! Можешь и дальше отпираться, не соглашаясь со мной, но всё это уже в прошлом. Мы, как мне кажется, в другом мире оказались!

– Как?!

– Как-то так, а вот как именно – могу долго рассуждать, только нам это ничего ровным счётом не даст, и мои предположения не помогут нам продвинуться ни на шаг к ответу всего происходящего вокруг. Ты вот что лучше мне скажи, Магомед: они уже тебе чем-то угрожали или к чему-то принуждали?

– Я лучше сдохнуть, чем стать раб! Я свободный народ! Я принадлежать свой род!

– Я тоже, да вряд ли это здесь кого-то устроит. Меня больше волнует то, чем всё закончится? И наше заточение!

Магомед не сомневался – чем. Но ему-то что – из одного плена угодил в другой, и те, кто столкнул его со скалы вниз – казнили таким образом. Так что он уже готов к смерти, в отличие от меня.

Хотя сосед был не прочь продлить свои муки. Нами наконец-то заинтересовались, а я тем, кто побеспокоил нас, подлетев на странном звере, которого я по ошибке принял за орла. У этого пернатого зверя было четыре лапы вместо привычных двух, и хорошо ещё, что два крыла, а не многим больше. И клюв, там, где надо. Но вот рога – это уже слишком и чересчур вычурно, а необычно. Зато с лопоухим наездником всё уже привычно: за спиной у него торчал короткий лук с опереньем стрел в колчане, а в руке он сжимал нечто наподобие короткого метательного копья. Наверное, дротик. Им и ткнул на яйцо соседа.

– Ты уж там осторожнее, Магомед. Держись, – посоветовал я ему не противиться аборигенам, и смотреть по сторонам во все глаза. Лишней информация о них – их быте – нам не будет. Вдруг увидит чего-нибудь, что поможет нам установить с ними контакт. Однако особо рассчитывать на него, я естественно не стал.

И ведь угадал. С ним быстро разобрались, запихав в яйцо, и занялись мной. Я даже не успел спросить у Магомеда, как с ним обошлись. Но было видно: как и прежде со мной, с ним постарался тот лупоглазый лопоухий абориген, переливающийся искрами.

К нему, меня и доставил, в лапах пернатого зверя, наездник-абориген. Что они там говорили – я по-прежнему не понимал их языка. Да и меня спрашивать не стали. Только теперь мной заинтересовался уже не один, а сразу три искрящихся аборигена. Им бы гирлянды – и ходячие новогодние ёлки, точно такие же, как их корчи с древом, доставившим меня сюда.

– Ну, чего уставились, лопоухие?

Они переглянулись, совещаясь. Кажется, фраза в моём исполнении показалась им знакомой. Ну да, ведь с Магомедом общались чуть раньше

до встречи со мной.

– И-иша-ак! – выдал один из них – скорее всего, тот, что был уже знаком со мной, в отличие от своих собратьев по разуму.

– От зверей слышу! Сами аборигены! – как-то сразу у нас не задался с ними разговор. Ну да сами виноваты – не с того общение с нами, людьми, начали. А мы отличаемся особой развитостью ума, не говоря уже про злопамятность – ничего не забываем – ни хорошего, ни тем более плохого. Но иной раз прощаем. Только этим давать спуску, как подсказывала мне интуиция, не стоит, твердя: "Заткнись, кретин! И прикинься тупым, как их корчи!" – Перебьются!

Не знаю, что там решили эти трое, но соображали также как и мы – на троих. Причём все высказали одно и то же самое мнение, и один из них небрежно махнул в мою сторону рукой с широким рукавом, подрезанным вверху у кисти, зато вытянутым снизу едва ли не до земли, словно требуя от летуна: убрать сей мусор с глаз наших.

Чем тот и занялся, заставив вцепиться пернатого зверя в меня – мой подвесной рюкзак, – и вновь закинули в яйцо.

– Магомед, – позвал я соседа.

Тот не откликнулся. Видно сопротивлялся, и ему досталось от лопоухих аборигенов. Зато по соседству откликнулся некто ещё. Это уже было неожиданно для меня.

Обернувшись на чужой и непонятный голос, я узрел лопоухого, и также в яйце.

– Вот так сюрприз! А ты чем провинился, абориген?

Наверное, он обиделся, поскольку раскачал своё яйцо и ухватился за моё, цепляясь рукой, а другой схватил меня, просунув в щель. Я и глазом моргнуть не успел, как он задел меня чем-то острым. И тут же просунул вторую руку внутрь.

Прежде чем я отбился от него, лопоухий бандит порезал меня. Но и я не остался в долгу, у меня тоже нашёлся веский аргумент, и хотя не такой весомый, как у аборигена, но и ему нанёс ножевую рану, ударив вскользь по руке. Вспомнил про аптечку.

Рана у меня горела так, словно в неё влили кислоты. И лишь при её обработке понял: в неё попала кровь аборигена.

"Только бы заражения не заработать", – почуял я жар, накативший на меня волной. В глазах помутилось, с рассудком тоже творилось сейчас что-то невообразимое, и, пошатнувшись, я не устоял на ногах. А когда прочухался, то в первую очередь уставился на соседа-аборигена.

– Очнулся? Ну, наконец-то, – заговорил он человеческим языком.

Или нет, поскольку ко мне тут же обратился сзади Магомед.

– Ты мне, Арол, да?

У него голос звучал в иной тональности.

– Бры-ыр-ред… – мотнул я головой, – какой-то.

– Нет, ты понимаешь меня – мой язык, – настоял лопоухий абориген, напев мелодичным голосом.

– Неужели! С чего бы вдруг?

– Вах! Ты говорить с лопоухий ишак? – озадачил меня ещё больше Магомед.

– Да нет же, – открестился быстро я.

Но тут уже по-нашему забалакал лопоухий абориген.