Пакт
Шрифт:
Вокзал на Александрплац был не самым подходящим местом для разговора, но плутать по улицам ни он, ни она больше не могли. Оказавшись внутри, Габи хоть немного согрелась, перестали стучать зубы. Связник достал портсигар, предложил ей сигарету.
– Лучше бы стакан глинтвейна, кресло у камина и шерстяной плед, – проворчала Габи, прикуривая.
– В следующий раз обязательно, – пообещал связник и, наконец, улыбнулся.
Два передних зуба у него были стальные, кривые и слишком крупные, как у кролика.
«Что, там у них в НКВД приличных дантистов нет? – подумала Габи. – Бедный малыш, стесняется улыбаться,
– Ладно, слушайте, – произнесла она с легким вздохом. – В Праге с декабря прошлого года шли секретные переговоры, Хаусхофер и граф Траутсмадорф обсуждали с президентом Бенешем вопрос о Судетах. Бенеш хитрит, крутится, ни на какие уступки не идет. Неделю назад переговорщики вернулись в Берлин ни с чем. Фюрер в бешенстве, требует как следует надавить на чехов. Он уверен, что упрямство Бенеша объясняется надеждами на помощь русских, и потребовал изо всех сил форсировать слухи о том, что в России готовится государственный переворот, Сталина скинут, установят военную диктатуру. Во главе заговора маршал Тухачевский.
Габи заметила, как вытянулось и застыло лицо связника. Серые глаза посветлели, стали почти белыми.
– При чем здесь Бенеш и Судеты? – спросил он глухо.
Вопрос ошеломил Габи. Она так занервничала, что стало жарко. Захотелось развернуться и бежать без оглядки. Ей все меньше нравился этот стеснительный мальчик. Она пыталась понять: он провокатор или просто дурак? Если провокатор, бежать уже поздно, если дурак, надо набраться терпения. Связи давно не было, спасибо, хоть такого прислали. Главное, чтобы он ничего не забыл, не перепутал, донес до своего руководства все, от первого до последнего слова. Она заговорила медленнее и чуть громче:
– Бенеш – президент Чехословакии. Судеты – часть чехословацкой территории. Там живет много немцев. Гитлер хочет получить Судеты. Между СССР и Чехословакией заключен договор. В случае нападения Бенеш рассчитывает на помощь Красной армии. Чтобы не рассчитывал и стал сговорчивее, аппаратом Гейдриха запускается дезинформация о заговоре в Красной армии.
Лицо связника осталось таким же вытянутым, глаза – такими же белыми. Стоило Габи замолчать, тут же прозвучал следующий ошеломительный вопрос:
– Почему дезинформация?
– Простите, у вас заложило уши? Или мозги заледенели? – спросила она с вежливой улыбкой. – Дезинформацию пускают не «почему», а «зачем». Тактическая цель – надавить на чехов, лишить их надежды на помощь СССР и получить Судеты без всяких военных усилий. Стратегическая – максимально ослабить Красную армию.
Габи показалось, что лицо связника слегка оттаяло, и она поспешила продолжить:
– Заодно Гейдрих собирает компромат на наших генералов, несогласных с военными планами Гитлера. Он затребовал у Канариса документы, касающиеся сотрудничества Красной армии с рейхсвером. Мне не удалось узнать, выдал ли Канарис ему бумаги, но это неважно. Любые документы можно подделать, да, в общем, они и не нужны. Слухи курсируют уже давно. Волна вранья будет нарастать, посыплются сообщения из разных источников, дипломатических, военных, эмигрантских. Тухачевский и другие будто бы готовят переворот, надеясь на поддержку немцев, но не Гитлера, а оппозиционных генералов, с которыми общались в конце двадцатых, в начале тридцатых. У Гейдриха большая агентурная сеть в среде бывших белых офицеров. Российский общевоинский союз, так, кажется, называется их организация в Париже. Один из ее руководителей, генерал Скоблин, платный агент гестапо, задействован в игре с дезинформацией о заговоре. Главное, вы не должны поддаваться на провокацию и помнить: тут ни слова правды.
Габи почти успокоилась, решила, что вечер ошеломительных вопросов окончен, но она ошиблась.
– Почему ни слова правды? – спросил мальчик и дрожащей рукой стал теребить край своего серого кашне.
– Потому что никакого заговора в Красной армии нет, – произнесла она медленно, по слогам. – Никто не собирается скидывать Сталина. Это вранье, понимаете?
– Вы бывали в СССР? – он оттянул кашне от шеи, как будто оно стало его душить.
– Никогда не бывала.
– В таком случае откуда вам известно, что нет никакого заговора?
– От Гейдриха, – Габи тяжело вздохнула и почувствовала, как с этим вздохом испаряются остатки ее ангельского терпения.
– Не понял, – упрямо буркнул связник.
– Как вы думаете, Гитлер хочет укрепить Красную армию или ослабить ее?
– Ослабить, – ответил мальчик не очень уверенно.
– Хорошо, молодец. Допустим, Гитлер узнал, что в Красной армии заговор. Что ему выгоднее – предупредить об этом Сталина или сохранить тайну, поддержать заговорщиков?
– Сохранить и поддержать, – растерянно прошептал связник.
– Умница. Теперь, пожалуйста, слушайте меня внимательно, я очень устала и замерзла. Канарис вербует агентуру среди украинских националистов, часто встречается с Коновальцем. Из неизвестного источника до фюрера дошли сведения, будто Рудольф Гесс тайно встречался со Львом Троцким и обсуждал с ним варианты отстранения Сталина от власти. После разговора с фюрером на эту тему у Гесса случилась истерика, хотя фюрер уверял его, что не верит грязным сплетням. На нескольких вечеринках эту историю рассказывали как анекдот. Всем смешно, кроме Гесса. Он заболел тяжелым нервным расстройством.
– Что смешного? Я не понял.
– О господи, – прошептала Габи. – Кто такой Гесс, вы знаете?
– Знаю. Рудольф Гесс – заместитель Гитлера по партии.
– Отлично. А кто такой Троцкий?
Ответа не последовало. Лицо связника опять окаменело, губы сжались, сигарета дымилась, рука сильно дрожала.
– Вы впервые слышите это имя? – спросила Габи, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Пожалуйста, скажите что-нибудь, не пугайте меня, а то мне кажется, что вы псих.
– Что вы хотите услышать? – хрипло процедил он, бросил и растоптал сигарету.
– Хочу, чтобы вы ответили, известно ли вам, что Лев Троцкий еврей?
– Да, известно.
– А что у нас тут нацизм, знаете?
– Знаю.
– Рудольф Гесс – патологический антисемит. Для такого человека даже намек, что он встречался и разговаривал с евреем, тяжелейшее оскорбление.
– Да, но одно дело официальная идеология, и совсем другое – тайная политика.
– Браво. Кажется, вы проснулись. Первая осмысленная фраза за долгий морозный вечер. Я готова с вами согласиться, но Гесс не политик и никогда им не был. Он идеолог, фанатик. А Троцкий давно перестал быть политиком. Он изгнанник, никакого влияния внутри СССР он не имеет. Переговоры между этими двумя людьми абсолютно невозможны и бессмысленны.