Палач в нетерпении
Шрифт:
— Господи, какая противная девочка! — возмутилась мама. — Ума не приложу, в кого ты такая!
— Ма, ну какая дочь могла вырасти у женщины, распевающей по утрам шедевры «Ляписа-Трубецкого»? — спросила я.
— Какого Ляписа? — недоуменно вытаращилась на меня мама. — И при чем тут Трубецкой? Ты еще корнета Оболенского сюда приплети…
— Скорее уж поручика Ржевского, — хмыкнула я. — Кто вчера распевал во все горло «Мне ль с моей красотой бояться одиночества»?
Я поднялась с кровати.
— Ладно уж, безжалостная мать, —
Я вышла на кухню.
— Завтракать, конечно, не будешь? — спросила мама.
Я вздохнула.
— Нет, не буду, — согласилась я. — Лучше я немного попозже объем Ларикова. После вчерашнего надо же ему нанести вред, так хоть этот!
— Сашка! Нельзя так плохо относиться к собственному начальнику!
Я уже оделась и стояла на выходе. Обернувшись, я улыбнулась, послала мамочке воздушный поцелуй и сказала:
— Да что ты, ма! Я его обожаю! Честное слово!
Пока я шла к своему «обожаемому» начальнику, моя голова трещала от мыслей. Правда, очень скоро все мои размышления растворились в бессмысленной песенке.
«Синенькая юбочка, ленточка в косе…»
«Черт, — выругалась я. — Надо же, как прилипает!»
Твердо решив справиться с этой напастью в виде Любочки, я начала талдычить стихотворение Вийона.
«От жажды умираю над ручьем, смеюсь сквозь слезы и тружусь играя… Кто не знает Любочку…»
Я даже остановилась от возмущения.
Мой Франсуа с его высоким «штилем» сдавался перед напором Любочки?! Ну нет!
Я попробовала опять, с настойчивостью, достойной восхищения, сражаться с напастью.
— «Куда бы ни пошел — везде мой дом!» — вслух пробормотала я. И завершила фразу совершенно неожиданно: — Кто не знает Любочку — Любу знают все…
— Вы о чем? — спросил меня пожилой джентльмен в усах. — Вы мне?
Ах, я и забыла, что еду в автобусе!
— Нет, это я про себя, — смутилась я. Сейчас все будут думать, что я сумасшедшая девица.
Хотя — если разобраться, они правы. Ну сумасшедшая! Ну, девица… От правды не спрячешься…
Автобус фыркнул, явно издеваясь над моими умозаключениями, и остановился, выплюнув меня, такую вот девицу, из своего душного чрева. Надо будет подумать на тему того, как, каждый раз выходя из транспорта, мы как бы заново переживаем рождение.
Так как думать мне было о чем, я все-таки оставила в покое эту сложную философскую проблему.
Я поднялась на наш этаж и замерла с ключом в руках.
Из-за двери доносился громкий голос Лады.
— Надо же, — удивленно пробормотала я, посмотрев на часы. —
— …и все смотрели на меня! — доносился из комнаты ее голос. — Думаете, я этого не заметила, да? А вот и приметила! Все эти многозначительные ухмылки и шепоток такой омерзительный!
Я тихо, на цыпочках, прошла в комнату, где Лариков прятал Татьяну.
— Привет! — прошептала я. — Кофе тебе принести?
— Нет, — шепотом отозвалась Таня и, прижав палец к губам, попросила: — Давай послушаем… Так интересно узнать, какой видят тебя люди.
Голос Лады доносился сюда как из приемника. С ее басом запросто можно рвануть в агитаторы. Слышно будет по всему городу. «Вступайте в либерально-демократическую партию!»
— Вы что, всерьез думаете, что именно я ее доставала какими-то письмами?
— Успокойтесь, никто так не думает, — проговорил Ларчик.
— Да, конечно, никто не думает! — взревела Лада, как подстреленный вепрь. — Никто не думает, но только все в этом уверены! Лада ведь интриганка, Лада обижена — только хотите правду знать? Мне на эту вашу кокотку с непомерным самомнением наплевать! Пусть воображает себя звездой, мне не жалко! Я эти письма не писала! Не писала, вы слышите?
В ее голосе явно прозвучали пронзительные ноты, показывающие, что наша Лада близка к истерике.
— О господи, — вздохнула я. — Придется все-таки искать валерианку…
Найдя нужный мне ящичек с «красным крестом» под шкафом и раскрыв его, я начала перебирать содержимое.
— Ваша, кстати, невинная жертва та еще штучка! — надрывалась в соседней комнате Лада. — Вы хотя бы поинтересовались, сколько она поменяла мужиков? А этот ее Никитич? Вы что, считаете, можно полюбить такого сморчка?
Я аж рот открыла. Таня вздрогнула и побледнела.
— Вот ведь в чем дело! В том, что он нашей Танечке сгодился для того, чтобы двигаться дальше по лесенке, ведущей вверх! Ей бы кто угодно сгодился — и ничего! Даже черт лысый ей бы подошел! Беспринципная она, как и ее братишка любимый! А вы знаете, что этот самый братишка не поймешь кто? То ли женщина, то ли мужик? У него с гипофизом проблемы и детей быть не может!
Та-ак… Сейчас валерианка будет нужна и Татьяне.
— Господи, что она несет? — пробормотала она. — Что она несет?!
— Сейчас выдам вам всем валерианки, — деловито пообещала я, продолжая раскапывать какие-то бумаги, неизвестно как появившиеся в этом ящичке, прикидывающемся «аптечкой».
О, тут было все! Фотографии людей, рваные брошюрки из серии «Тайны и загадки Вселенной», даже водительские права на неизвестного мне Юрия Варенова — только валерианки не было!
Я рассерженно двинула ящик обратно и посмотрела на Таню. Она стояла, сцепив руки, и с мрачной ненавистью смотрела на стену, из-за которой доносились разоблачительные речи.