Паладин
Шрифт:
К удивлению Тибо, Ричард указал на него.
— Окажешь честь королю Англии, парижанин?
И опять Тибо мысленно сокрушался, что не остался в лагере. Этот Львиное Сердце готов лезть хоть самому дьяволу в глотку, а он-то тут при чем? Вот окажутся они в ловушке, попадут, как кур в ощип, а у него в суме лежат мешочки с пряностями и пара крупных жемчужин, какие он забрал у какого-то сарацина в Акре. Это уже целое состояние, которое Тибо надеялся привезти домой и продать с выгодой для себя…
Сарацин-христианин повел их вдоль каменистой гряды, а потом свернул в узкий проход. Тут в загородке блеяла коза, был и закут, где, нахохлившись, сидели куры, впереди же виднелись
Ричард вошел первым, огляделся. Первое, что он заметил, это чисто выметенный пол. Потом король обратил внимание на занимавший одну из стен каменного углубления алтарь и висевшее на стене распятие, которое освещалось одинокой свечей. Король благоговейно преклонил колено и перекрестился. В пещере витал запах сухих трав, пучками развешанных по стенам, а дальше, в глубине, в небольшой плошке на каменной приступке горел огонь. Рядом на покрытом овчинами ложе лежал седобородый человек, изможденный и бледный, с опущенными веками в запавших глазницах. Огонек плошки освещал его, но у короля создалось странное впечатление, что свет исходит не столько от огня, сколько от самого отшельника.
Ричард медленно приблизился к лежавшему. Чуть звякнули шпоры о каменистый пол, и отшельник открыл глаза, которые оказались неожиданно темными под густыми, абсолютно седыми бровями; его длинные волосы тоже были седыми до белизны, но даже в этом бедном жилище казались холеными и расчесанными, как и длинная, простиравшаяся на груди борода. Его тело до пояса покрывал белый холщовый бурнус, руки были сложены на груди; старик был раздет, и Ричард отметил про себя, какой он худой, но, однако, вовсе не грязный.
— Это вы отец Маврикий? — спросил Ричард и тут же умолк, осознав нелепость вопроса, да и голос его в этой пещере прозвучал неожиданно громко, как походная труба в келье монаха.
Отшельник улыбнулся, и в уголках его глаз появились лучики морщин.
— Слава Всевышнему, что ты не отказался прийти ко мне, король Англии. Я так давно ждал этой встречи. Я так долго разговаривал с тобой…
На лице короля появилось недоуменное выражение: разговаривал с ним? Ах, ну да, эти живущие в стороне от людей провидцы часто кажутся странными… сумасшедшими. Наверное, образ жизни делает их такими, или же, наоборот, они сами уходят от людей, чтобы те не третировали их за безумства.
— Если ждали меня, преподобный, то могли бы позвать и раньше, — проворчал Ричард, опускаясь подле ложа Маврикия на одно колено. И уже мягче добавил: — Я добрый христианин и всегда с почтением относился к святым людям.
На какой-то миг наступило молчание. Темные глаза Маврикия будто ощупывали короля, скользя по его сильным, обтянутым кольчугой плечам, по темной котте поверх доспеха, безо всяких опознавательных знаков и гербов; наконец взгляд отшельника остановился на лице короля под открытым шлемом, породистом и исполненном глубокой важности даже сейчас, когда Ричард хотел казаться смиренным.
Король как будто принюхался. Обычно от таких отшельников разит, как от старой головки сыра. Здесь же он ощущал только запах трав и ладана. Словно отвечая на его вопрос, отшельник сказал:
— Я мало заботился о своей телесной оболочке, но ныне, когда настал мой черед покинуть земную юдоль, я помылся в ручье, ибо готовился к смерти. Я хочу предстать перед Творцом достойно, насколько бы ни была грешна моя плоть.
— Аминь, — только и ответил Ричард.
Старик по-прежнему улыбался.
— Завтра к полудню душа моя отлетит, но перед этим я должен кое-что сообщить тебе, Ричард Английский. Ты многое сделал для отвоевания у неверных Святого Града, ты шел по этому пути, несмотря на все трудности и козни врагов, и Господь ценит твой подвиг. Однако в трудах моих, молитве и посте было дано мне откровение, что час, когда Иерусалим вернется в руки христиан, еще не настал. Не пришло еще время, когда Бог счел бы людей своих достаточно чистыми и освятившимися, чтобы Святая земля и Храм Гроба Господнего были переданы в их руки. Христиане расколоты, ссоры и недоразумения разъединяют их, гордыня заставляет порицать друг друга. А разве затем Спаситель пожертвовал собой, чтобы почитающие Его обвиняли друг друга, обличали и клеймили еретиками, хотя каждый из них в душе несет любовь к Господу, но отнюдь не к Его подобию в лице своих единоверцев. Грех живет в сердцах людей, даже среди лучших из них. И если Господь прощает их и любит такими, все равно Святой Град они не могут получить. Поэтому смирись, Ричард Английский, умерь свою гордыню и уезжай туда, где ты более сможешь проявить себя по воле Божьей.
Ричард нахмурил брови. Ответил бы он этому старцу… при всем почтении. Но что бы он сказал? Что сам понимает, что Иерусалим им не взять? А если и возьмут… то не имеют сил удержать. И все же за ним стоит целое войско, перед которым он в ответе.
— Но как же мои люди — они поверили мне и пошли за мной, — произнес он глухо. — Я всего лишь орудие в руках Всевышнего, я готов смириться, но что я скажу своим воинам, которые шли за мной с верой в душе?
— Пока человек живет, что только не переполняет его душу, — вздохнул Маврикий. — Человек слаб и подвержен козням дьявола. Какие мелочные заботы порой тревожат его, какие суетные устремления! Ты великий человек, король Ричард, но ты должен понимать, что подобных тебе немного, а простым людям нужно что-то попроще. Вон за тобой стоит человек, не посмевший приблизиться. Что его волнует?
Ричард оглянулся на смущенно переминавшегося у входа в пещеру парижанина.
— Что волнует? — повторил король. — Не так давно он упрекал меня в нерешительности, что я не веду войска на Иерусалим.
— А зачем ему Иерусалим? Да, находясь среди людей одной с ним веры, он говорит, что прибыл сюда ради священной войны. Но мысли его… Какие-то мешочки с пряностями, что он хранит в своей суме, радуют его куда больше возможности помолиться у гробницы Иисуса Христа. Какой-то жемчуг, который он рассчитывает продать и обогатиться. Этот человек пришел сюда, ссылаясь на благую цель, но в душе алчет не столько славы Господней, сколько наживы. Таким ли людям отдать Святой Град? Ведь иметь веру — это почти то же самое, что иметь крылья. А люди привыкли ходить по земле, не думая о душе, считая, что вера — это что-то не столь важное, как каждодневная пища и теплая постель. Они хотят получать награду. Вот и дай им это.
— Я и так им плачу. Что я еще могу им дать… Если я правильно понял твои слова о награде.
Старик прикрыл глаза и сделал глубокий вздох.
— Через несколько дней ты одержишь неожиданную победу, Ричард. Но не под стенами Святого Града, а у так называемого Круглого водоема под Хевроном. И там твои люди получат то, ради чего многие из них прибыли в далекую Палестину. Это умерит их пыл, пусть и оставит недовольными их души. Да, они будут по-прежнему роптать на тебя, ибо всегда находят, в чем обвинить своих предводителей, однако все же они смирятся. Тогда ты будешь волен поступить так, как сочтешь разумным. А сейчас ты считаешь более важным и разумным защищать то, что было получено тобой по праву рождения.