Палата № три-ноль-шесть
Шрифт:
Внезапный перехлёст путей сразу наполнил Марата чувствами Великого Счастья. Но весьма скоро открылась их безмерная катастрофичность, лично для Марата даже более жестокая, чем нью-йоркская 2001 года, чем для сотрудников Международного торгового центра, оставшихся в живых после торпедирования небоскрёба самолётом. К тому же Марат со своими страданиями четыре года боролся один, окружающие люди лишь усугубляли его мучительное положение, а трагедию американского мегаполиса сразу же весь мир пропустил через себя и старался облегчить её для США.
Повторю: речь идёт о личной жизни и личных переживаниях человека, очутившегося, скажем так, по мановению волшебной палочки у подножия горы, изумившей и осчастливившей его красотами своего
Гадания на струнах души
Коли шел сквозь препоны я и преграды,
коли наши встретились пути-дороги,
коль свою я бросил жизнь к твоим ногам,
коль сошелся клином на тебе весь свет, –
видать, суждено так и было. Но ты
ни «да» не сказала, ни «нет».
Я стал тогда поездом, с пути сошедшим,
я стал кораблем, в океане тонущим,
я в тоске чугун рубил ребром ладони,
я в блокнот твой кровью записал сонет, –
не просто любил, а смертельно. Но ты
ни «да» не сказала, ни «нет».
Где ближайший берег? – Столица? Наука?
Родители? Долг пред семьей? Дочь и сын?
Светлейшего строя болезни темные?
Философ? Художник? – Кто сыщет ответ?
Иль всё же Любовь всех сильнее? Но ты
ни «да» не сказала, ни «нет».
Меж нами большие пролегли пространства,
всех и тебя убедив: «Лечу в Москву», –
я в сентябре стал учителем физики,
и Музу искал в той глуши, как во сне,
тебе я письмо в декабре написал,
но ты не ответила мне.
Три зимы мои строки шли к тебе снегом,
летом – синью небес, цветами полей,
отдушиной были в осеннем ненастье,
подснежником первым навстречу весне…
Растаял бы айсберг в безбрежье страстей,
но ты не ответила мне.
Ты, улыбаясь, гадала на ромашке,
спешила куда-то по листьям опавшим,
в руке обращала снежинки в капельки,
мой стих на песке отдавала волне:
то – струны души моей, слезы, мечты…
Но ты не ответила мне.
Предопределение?
Единственная и Неповторимая в постепенной утрате своей неординарной красоты и своего неотразимого очарования прошла мучительный путь. От склонения к змеиным нашёптываниям мамы, по её понятиям, призванным учить дочь, а именно: правильной жизни; выдвижению необходимых требований к мужу; инструментам и способам должного управления им, – до ложных чувств и мнений, что она ошиблась выбором спутника в семейной дороге, что невозможно любить или хотя бы уважать такого, который не может в достаточной мере удовлетворять её финансовые и материальные запросы, привычные в среде её родителей, родственников и знакомых. От мнительных и ошибочных самодиагнозов своего состояния, необоснованного и вредного увлечения лекарствами, хождений по врачам в Ташкенте и Москве – до операции по шунтированию сердечного клапана. От возвращения
Летом 1991-го Авазова перестали печатать: тогдашний Первый секретарь ЦК КП Узбекской ССР (он был и последним из верховных верных ленинцев республики) уже настолько закрутил гайки для обуздания прессы, что журналисты, пишущие правду и предупреждающие об опасностях наползающей реакции, либо смирялись с тем, что их сажают на короткий поводок, либо оказывались не у дел.
После аннулирования Союзного договора беловежской троицей и развала СССР Авазов совсем ушёл из газеты, с которой начал сотрудничать в 1986-м, а в начале следующего года, поверив в горбачёвскую Перестройку, стал её штатным корреспондентом: из дизелистов на буровой в предгорьях Дехканабадского района Кашкадарьинской области перешёл в журналисты в Ташкенте.
За окном 7 ноября 2022 года. 105-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции (ВОСР). Которую уже лет 35 немало людей – кто осознанно, кто печально, кто злорадно, кто корыстно, кто бездумно, кто попугайно! – называют переворотом. С позиций текущих дней ясно, что СССР во второй половине 1991-го необратимо шёл вразнос. Но в то время большинство людей этого не замечало. Оно было озабочено каждодневными проблемами выживания, копившимися со дня ВОСР (и раньше), созревавшими последующие десятилетия и свалившимися на голову уже в 1990-м (предпоследний год президентства М.С. Горбачёва). В некотором роде счастливы те, кто умер в СССР, не дожил до крушения Союза нерушимого республик свободных. В их числе – отец Аваз Маматкулов, участник Великой Отечественной Войны, который в 1985-м, спустя 40 дней после 40-летия Победы, слегка занемог, а врачи, недоумки и бездари, сначала сбили кровяное давление до недопустимого дна, потом бросились поднимать и, как следствие, человека, который ещё жил бы и жил, толкнули за черту между двумя мирами. Марат Авазович это осознал лишь спустя пару десятилетий…
Без Единственной и Неповторимой Марат Авазов остался в апреле 1991 года. Её он до сих пор видит порой во сне с нежностью, благодарностью и Любовью, называемой им в яви Вершинной.
Не меркнут смыслом, красками и блеском
Как много ночью звезд, а с утром – света
у осени, страдой и солнцем жаркой,
в моем краю и кротком, и не робком! –
власть в сентябре здесь все еще у лета.
И было так: райком и горожан
на сборы урожая гнал в сады,
а после – озадачивал их хлопком.
Себя увидел я средь их рядов
едва ль не с самолета из Москвы,
и наши там, в саду, сошлись дороги.
Как мало было мне дней тех трудов! –
Мы разлучились, а потом встречались
случайно, очень редко, мимолетно, –
иных хлопот я брал тогда пороги.
К тому ж октябрь и осень золотая