Пальцем в небо

Серова Марина Сергеевна

— Слышь, браток, ты это примешь? — довольно громко спросил у торгаша Щербаков и поставил на прилавок свое добро. — Он не сломанный, новый совсем.

— Новый? — прищурившись, как хитрый лис, переспросил мужчина и сразу полез вскрывать коробку видика. — Сейчас посмотрим.

— Да что смотреть, говорю же новый, — занервничал Виктор, которому, по всей видимости, хотелось поскорее со всем этим покончить.

— Да? А что же тогда ты его продаешь? — усмехнулся в ответ торгаш и подкрутил свои длинные, торчащие в стороны усы.

— Надо

и продаю, — надулся Щербаков. — Говори, сколько дашь?

— Ну, может, рублей триста-четыреста, — продолжая копошиться в содержимом коробки и не глядя на Щербакова, ответил торгаш.

— Сколько? Триста? — удивленно воскликнул Виктор. — Да ты что, офонарел? Он же совсем новый. Ему и полгода еще нет.

— Ну и что, мне же его не смотреть, — сразу же отозвался торгаш. — А на запчасти я дороже не принимаю. Не хочешь, можешь поискать другого покупателя, хотя вряд ли кто дороже примет.

— Черт! — гневно выругался Щербаков, но отходить от ларька и забирать свой видик все же не спешил. — Ну, может, хоть пятьсот дашь? — пару минут поразмыслив, попробовал предложить он. — Новый же он, честно.

— Нет, четыреста, — стоял на своем мужик. — Больше не могу, у меня тоже свои расценки.

— Да ты пойми, мне деньги срочно нужны, — стал давить на жалость Щербаков. — Иначе я бы его не стал продавать. А ты хорошую вещь за гроши получить хочешь. Он в магазине как минимум три тысячи стоит.

— Ну вот в магазин и неси тогда. А я последний раз говорю — четыреста. Или иди дальше, не мешай работать, — твердо произнес торгаш и отвернулся в сторону, демонстрируя свое безразличие.

У разозленного Виктора заходили желваки на скулах, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Однако он сдержал себя, не стал кричать и психовать, а просто отошел в сторону и стал смотреть на другие прилавки, ища, есть ли где еще такие же таблички. Простояв так минуты три, но, по всей видимости, не обнаружив искомого, Щербаков вернулся к усатому дядьке и со вздохом сказал:

— Ладно, давай свои четыреста, если совести нет.

Совести у торгаша и в самом деле не было, так как на язвительное замечание он никак не прореагировал, а просто быстренько убрал с прилавка почти даром приобретенный видеомагнитофон, вынул из кармана купюры, отсчитал четыреста рублей и протянул их Виктору. Тот снова вздохнул, взял деньги и уныло отошел в сторону. Было видно, что результат сделки его никак не радовал и он думает, где бы достать еще денег.

«Может, сейчас-то как раз и решится позаимствовать немного из украденного. Если украл их, конечно», — подумала я, все еще не отбрасывая вариант причастности Щербакова к краже. Любой мало-мальски сообразительный человек поймет, что тратить ворованные деньги не стоит, чтобы не вызывать подозрений. Так могло быть и с Виктором. Поэтому сейчас я не спешила делать окончательные выводы, есть ли у Щербакова деньги или он просто делает вид, что их нет, или его карманы и в самом деле пусты.

Не знаю, о чем подумал в тот момент Щербаков, но у него явно созрел какой-то план. Улыбнувшись, он сунул полученные за видик деньги в карман и медленно пошел по рынку. Я поспешила следом, стараясь держаться на небольшом расстоянии. Щербаков проделал по рынку сначала один круг, затем пошел на второй, пока ничего не предпринимая. С каждым новым шагом я все больше напрягалась, понимая, что Щербаков что-то задумал и не просто так тут шатается. Вскоре мне стало понятно, зачем ему понадобилась прогулка по рынку.

Заметив впереди себя сильно подвыпившего мужичка, Щербаков моментально выпрямил спину и, ускорив шаг, направился к нему. Приблизившись к мужчине, он подхватил его под руку и, как я поняла из долетевших до меня обрывков фраз, вежливо предложил ему свою помощь. О том, что он задумал, я сразу же догадалась, но все равно не прекратила слежку. Дальше все пошло по известному сценарию. Выводя пьяного с рынка, Щербаков намеренно потащил его через наиболее заполоненный покупателями участок, а когда вывел и усадил на лавочку, сразу же оставил и резво пошагал прочь. Это означало — дело было сделано.

Посочувствовав обворованному мужичку, не вовремя попавшемуся на глаза Щербакову, я торопливо догнала едва не исчезнувшего из вида преследуемого и, нырнув за спину какого-то широкоплечего дяденьки, стала смотреть, что он станет делать дальше. Отойдя на достаточное расстояние от рынка, Щербаков достал из своего кармана украденный у пьяного бумажник, открыл его и выругался. Денег у пьяненького не оказалось, за исключением нескольких монет. Со злостью смяв кошелек, Виктор швырнул его в мусорный бак и пошел к телефону-автомату.

Зайдя в кабинку, он сунул в телефон карточку и стал набирать номер. Я быстро пристроилась к соседнему телефону-автомату и сделала вид, что тоже куда-то звоню, а на самом деле стала прислушиваться.

— Лиля, привет, — едва трубку сняли, произнес Щербаков. — Ты сейчас дома? Я могу приехать? Почему? Тогда…

В последующие несколько минут я не смогла различить ни слова из разговора, потому что голос Щербакова заглушал рев проезжающих мимо машин. Мысленно послав в их адрес пару ласковых словечек, я снова напряглась и стала ждать продолжения разговора.

— Ты мне отказываешь в такой мелочи? Разве я много прошу? — наконец удалось мне расслышать. — Да, занимал, отдам, вместе с этими… Лиля, ты же знаешь, мне срочно нужны деньги, — почти молил Щербаков, но его собеседница, по всей видимости, была неумолима, потому что парень начинал злиться и постукивать кулаком по пластмассовому козырьку над телефоном. — Чушь, я всегда тебе отдавал. Значит, не дашь проклятые триста рублей? Ну и иди ты тогда…

После этих слов Щербаков нервно бросил трубку телефона на место, едва не разломав аппарат, и вновь поплелся к рынку. Я вздохнула и пошла за ним.